Зеркала и лица: Солнечный Зайчик
Шрифт:
Впервые со дня их знакомства они расстались, так и не помирившись.
Почему всякий раз именно Лили пытается пробиться сквозь ледяную стену непонимания, разъединяющего их? В конце концов, ей ведь это может и надоесть!
Ещё этот едкий свет от полной луны! Прозрачные лучи точно так же, как солнечные, прочивались через окна. Тревожа, будоража воображение, лишая покоя, клубились туманом.
Жутковато было лежать одной в огромной комнате, слышать непонятные шорохи. Слишком пустым было пространство. Слишком чёткими были падающие на стекло тени.
***
Проснулась Лили оттого, что кто–то тяжелыми шагами передвигался между кроватями. Ей удалось разобрать силуэты директора и миссис Вэл.
– Кладите его сюда, – приказал тихим голосом Дамблдор. – Осторожнее, пожалуйста. Осторожнее.
– Уф! Ну и тяжелый, – отдувалась женщина.
Лили узнала в больном мальчике Люпина. Может быть, это из–за освещения лицо его казалось восковым и неподвижным, как у мертвеца? Ремус тяжело дышал – впалая грудь с усилием вздымалась и опускалась.
Пощупав ему лоб, директор огорченно поцокал языком:
– У него все ещё сильный жар. Нужно жаропонижающее.
– Бедный! – вздохнула женщина. – С каждым разом это как будто становится хуже. Не думала, что это так тяжело проходит.
– Возможно, просто мало интересовались этим вопросом, Таис? А может быть, всё дело в том, что наш Ремус не желает принимать того положения вещей, изменить которое ему все равно не под силу?
– Не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь, господин директор. Хотите успокоительного?
– Нет, благодарю. У меня есть мои неизменные лимонные дольки.
Дождавшись, когда дверь за ночными визитерами закрылась, Лили выскользнула из–под одеяла.
– Реми? – шепотом позвала она.
Мальчик, с трудом подняв ресницы, раскрыл глаза. Лили показалось, что они блеснули кошачьей люминесцентной зеленью. Но морок мгновенно пропал.
Люпин выглядел измученным, словно неделю пролежал в лихорадке. Губы потрескались, он искусал их в кровь. На лбу блестела испарина.
– Неважно выглядишь, – резюмировала Лили, обнимая себя за плечи, тщетно силясь не дрожать под сквозняками, шевелящими занавески на окнах и пламя на свечах.
Люпин растянул сухие, покрытые белым налетом лихорадки губы, в невеселой усмешке:
– Ты добрая, Лили, я и раньше это замечал. А ещё ты ни капельки не любопытна…
– Чужие болезни не самая интересная в мире вещь.
– Но за неимением других развлечений и это сойдет, да?
– Хочешь воды?
Получив утвердительный кивок Лили, помогла Люпину напиться.
– За что ты меня так не любишь? – поинтересовалась она, ставая стакан на поднос рядом с кувшином.
– С чего ты это взяла?
– Ты всегда нападешь на меня или игнорируешь. Или я ошибаюсь, и это свидетельствует о тайной симпатии?
– Не стой босиком на холодном полу, – прозвучало вместо ответа.
Лили не стала возражать. Ей и в самом деле было холодно.
– Эванс? Я рад, что ты поправилась. Джеймс сможет, наконец, спокойно спать.
– Надеюсь, с Блэком они не скоро помирятся, – зло фыркнула из–под одеяла Лили.
– Почему?
– Почему «помирятся»? Или почему «надеюсь, не скоро»?
– Почему надеешься?
– Блэк плохая компания для приличных людей. А Поттер мне нравится.
– Поттер всем нравится. Талант у него такой. А насчет Блэка… у Снейпа свои причины его недолюбливат.
Говорил Люпин тихо, медленно и врастяжку. Приходилось напрягать слух, чтобы улавливать его слова.
– Ты слышала предположение, что больше всего мы не любим тех людей, перед которыми виноваты?
– Чем мог Сев провиниться перед Блэком?
– Спроси у него сама. Впрочем, буду сильно удивлен, если он скажет тебе правду.
– Я так понимаю, – с вызовом вскинулась Лили, – сказав ещё парочку высокопарных фраз, ты свернешь разговор, Люпин? В чём конкретно ты обвиняешь Сева?
– Джеймс проговорился мне однажды о том, что ты видела, как Малфой измывался над Сириусом. Это не единичный случай. Чаще всего именно Снейп с удовольствием выполняет грязную работу для своего Большого Друга. Поэтому Джеймс так его и не любит.
Каждое слово Ремуса больно кололо сердце. Лили не могла ему не поверить. Люпин никому никогда не лгал. Но и поверить в то, что Сев мог вести себя так, как это гадкий слизеринский префект? Невозможно!
– Я знаю, что у Северуса плохой характер и с теми, кого он считает своими врагами, у него не в обычае церемониться. И вообще! Почему я должна обсуждать его с тобой?!
– Дослушай до конца то, что я хочу тебе сказать. Ты же не можешь не видеть, как героически твой друг борется с привязанностью, со своей склонностью к тебе? Как беспощадно обрубает каждые новые ниточки, вас связывающие? Тьма в его душе ему куда дороже того света, что можешь принести в его жизнь ты.
Люпин был чертовски прав! Будь неладна эта его правота. Зачем он сыплет соль на её раны?
Лили так хотела дружить с Севом! Так стремилась к нему! Он всего лишь позволял – иногда – приблизиться. Всего лишь терпел её присутствие. И никогда – никогда, никогда, дьявол все забери!!! – не шел навстречу.
– Я устала, Рем. Я хочу спать.
– Ну так спи, Лили, – вздохнул Люпин.
В его голосе девочке послышалась легкая грусть:
– Спи.
Несмотря на то, что утро было совсем близко, что вот–вот должны были забрезжить первые солнечные лучи, землю густо укутывала тьма. Круглая луна катилась по небу, вычерчивая по снегу яркие, синие полосы. Густой щетинистой тенью вставал Запретный лес, протягивая ветви к бездонному морозному небу.