Зеркало для героев
Шрифт:
– Возможно, наш мир тоже возник из катастрофы, – задумчиво пробормотала Сонаи. – И вселенная начала расширяться, в ней пошло время и материя собралась в планеты. А потом зародилась жизнь и существа стали пожирать и любить друг друга. Обрели разум. Люди научились смеяться и плакать, откопали кости динозавров и постигли шесть доказательств бытия Творца…
– Семь, – поправил Алияр.
– Без разницы. А потом в том мире родились мы… Что если творец нашего мире тоже однажды проснется и перестанет видеть его во сне? Окинет взглядом, пожмет плечами: «жалко», и шагнет обратно в свой, который тоже
Алияр вздохнул, нежно отвел с ее лица прядь тяжелых темных волос, провел пальцем по губам.
– Говори, – сказал он. – Я сделаю, как ты скажешь.
– Сколько процентов Махины задействует этот мир?
– Полтора, – сказал Алияр, прищурившись. – Плюс оператор. Он, то есть я – процессор, ядро.
– Меня взяли в экипаж главным образом из-за Ваджарата, – сказала Сонаи. – Экспедиция переживет недостачу третьего геолога. Я могу быть полезна, да, но мое присутствие не критично…
– Сонаи…
– Отдай мне полтора процента Махины.
– Я думал, – сказал Алияр, – что тебе чуждо милосердие. Особенно такое, глобальное. За которое ты заплатишь собой.
– Это не милосердие. Это ответственность и выбор. Отдашь?
– Отдам.
– Поклянись мне, Алияр.
– Клянусь, – сказал он. – Клянусь Аллахом, что оставлю тебе этот мир.
– Он станет немного другим, – усмехнулась Сонаи. – В нем будет больше игр…
Они вернулись в комнату. Сонаи легла в низкий серебряный саркофаг, ни теплый ни холодный, как будто у тела не было температуры, ни жесткий ни мягкий, будто и веса не было.
– Передавай всем нашим привет, – сказала она Алияру. – Удачи вам на Гамлете. И, может быть, кто-нибудь когда-нибудь захочет родиться здесь, полюбить этот мир, а потом найти путь во дворец?
– Может быть, – грустно улыбнулся Алияр.
Сонаи опустила голову в мягкое серебро изголовья и уснула.
Мир перевел дыхание и продолжился.
Тигр погнал оленя, промахнулся в последнем прыжке, покатился кубарем, поднялся, сердито рыча и молотя по траве гибким хвостом.
У Немали начались схватки и она быстро разродилась девочкой с такими же чуть раскосыми темно-фиолетовыми глазами, как и у Сонаи. Откинувшись на подушки, держа на груди крохотное влажное тельце, женщина отдыхала, а над домом к морю неслись птицы, поднимались все выше, скользили в тугих потоках теплого ветра.
– Спи, моя несбывшаяся, – тихо сказал Алияр и погладил спящую по нежной бронзовой щеке. Шагнул к высокому темному зеркалу на стене, чуть помедлил, глядя в свои глаза. Вздохнул, потер виски. Потом шагнул в зеркальную поверхность и исчез из мира, как и не было.
Где-то в другой реальности запищали сенсоры, моргнули экраны и исхудавший длиннобородый человек открыл те же усталые серые глаза. Вокруг него облегченно заговорили, заплакали, засмеялись.
Гамлет был совсем близко, его сине-зеленая поверхность с белыми вихрями облаков заполняла половину обзора.
Велик дворец халифы Сонаи, истинно прекрасен, словно сияющий топаз в гладком черном теле кимберлитовой трубки.
3. Близнецы – Я ДУМАЮ
Мысль,
Земля, вода и небо
Майк Гелприн
До Береговой гряды парламентёры добрались на закате. Старый Дронго описал над похожей на изогнутый клюв скалой полукруг и плавно приземлился на выступ. Сапсан и Зимородок опустились на камни поодаль.
Со стороны моря гряда была отвесной, а значит, неприступной. Однако со стороны суши горные склоны спускалась в низины полого. Это означало, что на Береговой гряде поднебесникам жить заказано: взять гнездовья приступом для равнинников не составило бы труда. Сапсан, прищурившись, вгляделся в прилепившееся к подножию скалы селение равнинников. Уродливые, под стать обитателям, тесные жилища. Кривые проходы между ними, слякоть и грязь. Несколько строений размером побольше, в них равнинники собираются вместе, если следует принять важное решение – к примеру, когда собирать урожай, чтобы уплатить водникам дань, и сколько его приберечь, чтобы не сдохнуть с голоду.
Старый Дронго, отдышавшись, поднялся на ноги. С силой тряхнул крыльями раз, другой, затем сложил их за спиной и стал освобождаться от поклажи.
– Завтра будет нелёгкий день, – напомнил он. – Надо выспаться.
Сапсан кивнул, стянул через плечо перевязь с мечом, аккуратно уложил на камни. Умостил рядом лук, колчан со стрелами. Отцепил с пояса берестяную бутыль с ядом горной змеи, тщательно укутал в льняную тряпицу и прикрыл мешковиной. Зимородок раздал вяленую баранину и, пока сородичи насыщались, сноровисто расстелил в местах, пригодных для ночлега, постели – перины и покрывала из козьей шерсти.
Сапсан долго не мог заснуть. От предстоящих назавтра переговоров с водниками зависит многое, если не всё. Захотят водники помочь, и горные племена будут жить. Не захотят – всеобщая гибель лишь вопрос времени. Равнинников в десятки раз больше, их кузнецы и оружейники искусны, а воины злы и безжалостны. Вот уже третьи сутки равнинные орды стягиваются к предгорьям. Гнездовья на отвесных склонах неприступны, но длительной осады поднебесникам не выдержать. Не уберечь овечьи отары и козьи стада, а значит, не избежать голода. Тогда не помогут ни ядовитые стрелы, ни стремительные налёты: равнинников слишком много, они попросту одолеют горцев числом.
Дронго считает, что с водниками удастся договориться. Вернее, с водницами, поправился Сапсан, у них же верховодят женщины. За свои неполные двадцать четыре Сапсан видел водников лишь однажды. Год назад, когда летал на разведку в ничьи земли. Издалека видел, с уступа прибрежного холма на самой границе с этими землями, бесплодными и безжизненными. Были водники даже уродливее обитателей равнин. Сапсан отчётливо помнил охватившие его отвращение и брезгливость. Равнинники хотя бы скрывают уродство под одеждой, а эти расхаживают, как ни в чём не бывало, нагишом, выставляя напоказ хрящеватые плавники, растущие прямо из плеч на том месте, где подобает быть крыльям.