Зга Профилактова
Шрифт:
– Зачем его оформлять?
– вскрикнул служивый.
– Я следователь, и этим все сказано.
– Не все, - возразил Профилактов.
– Сейчас вы находитесь в положении, которое можно назвать затруднительным.
– Софистика!
– По-вашему, я софист? Я, у которого на уме ни одной путной мысли, ну, конечно, если судить с вашей точки зрения?
– Вы, в первую голову, убийца.
– И вам хочется меня арестовать.
– Профилактов улыбнулся.
– Да только я не дамся. Вы же не хотите, чтобы не стало никакого следователя Сверкалова? Не надо меня трогать, толкать на крайние меры. Не возбуждайте. Не Маруська.
– Это вы как цаца какая-то...
–
– И снова усмехнулся человек не от мира сего. Дрожь пробежала по телу следователя от его улыбки. А тот продолжал: - Но допустим, что вы меня арестовали. И что же? Я все буду отрицать. Ничего я не говорил, ни в чем не сознавался. Я, мол, софист и цаца, но вовсе не убийца. Я этого Здоровякова и в глаза никогда не видывал. Устраивает вас это, следователь Сверкалов? Видите теперь, в каком странном и даже немножко смешном положении вы очутились? Хочется, а не можется. Близок локоть, а не укусишь. Но я снова выручу вас. Я уже однажды помог вам, избавив от связанных с поисками убийцы хлопот, а сейчас, переходя к новому, более конкретному этапу нашей, что называется, совместной деятельности, я подскажу вам, как списать дело в архив, объявив его безнадежным или, предположим, закрыть его, провозгласив, что все надобные улики собраны и убийца полностью изобличен. А этот убийца, само собой, я. Только меня уже не будет.
– Вы того... ручки на себя?..
– Ну, в каком-то смысле. Хотя и не совсем так. Мы еще об этом поговорим. А меня на роль оголтелого преступника выдвигайте смело и без зазрения совести, я своим добрым именем в данном случае не дорожу. И чем, собственно, может меня опорочить убийство такого вредного насекомого, как Здоровяков? Я вот только думаю, что вы все же поостережетесь называть меня, потому как если начнут докапываться, что да как, и откуда вы все про меня узнали, и каким-то образом докопаются, что я побывал у вас, имел с вами содержательную беседу и во всем сознался... Для вас это уже все равно как провал и крах. Вам как следователю и весьма уважающему себя, а где-то и впрямь человеку с репутацией будет очень стыдно. Не задержали, спасовали, струхнули маленько... Ущербно это для вас, правда? Так что дело - вы ведь успели его завести?
– лучше просто списать как безнадежное.
Следователь вздрагивал, порывался схватить преступника, казалось, он вот-вот набросится на Профилактова с кулаками или попытается сдавить его горло своими железными руками. Его самолюбие страдало, и ему уже не слишком важно было, что перед ним сидит убийца, он думал лишь о том, что этот человек, действительно обладающий некой странной и жуткой силой, пришел посмеяться над ним, над его достоинством и гордостью за себя, его успехами и карьерным ростом. И он смотрел на свои руки, подносил их как можно ближе к глазам. Они действительно крепки, но их сила, он это чувствовал, была ничто против силы Профилактова.
– Вы сейчас гадко выглядите, но я слишком доволен жизнью и в целом оптимистичен, чтобы испытывать из-за этого те или иные неприятные ощущения. Вы меня нисколько не раздражаете. Я выше. Я над. Понимаете?
– Профилактов с веселым любопытством уставился на поникшего следователя, как если бы и впрямь ждал ответа.
– Так вы в самом деле не от мира сего?
– пролепетал Сверкалов.
– Можно и так сказать. Хотя в каком-то смысле я бы не спешил с выводами. Кто по-настоящему знает, к какому миру он принадлежит? Вы? Вы знаете, откуда пришли и куда идете? Вот и я не знаю. Но я видел... Удалившись от дома, где живу с Маруськой, я увидел, что над тем местом... ну, над Маруськиным домом примерно... поднимается внушительное черное пятно, как бы плотненький и формирующийся в нечто геометрическое чад.
– Не Маруська же его испускала?
– Уж конечно. Я его впоследствии назвал згой.
– А на какое расстояние вы удалились?
– Это не важно.
– Это крайне важно.
– В пределах этого вопроса вы не следователь.
– Но я могу выступить в качестве ученого или мыслителя, - сказал Сверкалов.
– Я много размышлял...
– О том, как я выступлю?
Профилактов прервал следователя не без раздражения:
– О пятне.
– А я уже поразмыслил, и я вам скажу, что это Сухоносов. От него идет. Он испускает. Я давно на него охочусь. Я тут опираюсь на закон... если вам это о чем-то говорит... и с опорой на него и на данные мне полномочия я с давних пор точу на Сухоносова зуб. Я слежу за ним. Черного пятна не замечал, но уверен, это он, больше некому. Злее человека, чем он, нет в нашем городе. Самый отвратительный... Такой подлый, ожесточенный, и какой, заметьте, скользкий, никак его не ухватишь, вечно вывертывается, просто гадина, и больше ничего, а цель его вся в том, чтобы наживаться за наш счет, загребать жар чужими руками...
– Хватит об этом. Никакой это не Сухоносов, куда ему, кишка тонка. Тут дело грандиозное, исполинское, а Сухоносов - тля.
– Вы подняли жгучий вопрос, задели больную тему, Сухоносов, он моя боль, мое горе, моя трагедия...
– Вы мыслите и меряете земными мерками, и для вас Сухоносов не зловредное насекомое, а человечище, отъявленный негодяй, гений зла, а я смотрю большими глазами и вижу дальше, мне замечать Сухоносова и ему подобных недосуг. Я весь в других измерениях. А там и другие миры. Может быть, это пятно, оно, может, приоткрывшийся вход. Я почти уверен. И я уйду. Может, вернусь туда, откуда пришел, а может, попаду куда-нибудь в неведомое. Или меня отшвырнет. Там, может быть, одна какая-нибудь мерзкая копоть, что-то невыносимое для здешних, и я, даже я, буду отравлен. Но в любом случае я перестану жить здесь, и тогда вы сможете преспокойно списать дело в архив.
– Когда же вы предполагаете уйти?
– выпрямился следователь на стуле и взглянул холодно.
– Это вас не касается. Засады, если вы о чем-то таком подумываете, вам не помогут. Я все равно уйду.
– Да и никакого пятна я не видел. Где мне устраивать засаду?
– Сверкалов с показным недоумением развел руки в стороны.
– Маруська ни в чем не замешана, запомните это. Она простая женщина. Добрая и простая. Приютила меня. А когда я исчезну, она загорюет, и громко, вы услышите. Вот тогда и считайте, что дело сделано.
Следователь Сверкалов кивнул - он, мол, понял и к тому же вполне удовлетворен. Он действительно обрадовался, когда Профилактов ушел, оставил, наконец, его в покое. А через несколько дней Маруська загоревала, ибо Профилактов бесследно исчез. Его тела не нашли; дело то ли скоро спишут, то ли списали уже. Следователь, быстро забывший о пережитом унижении, словно помолодел...
– Откуда же вам все это известно, ну хотя бы про разговор следователя с Профилактовым?
– спросил Федор мрачно.
– Сверкалов одно время был ее любовником, в постели и выболтал, - сказал Ниткин.
Вадим изумленно вскинулся:
– А вы что же?
– Я простил.
Встрепенулся и Филипп:
– Сапоги красные от следователя достались! Он в них, бывало, когда за очередное дело брался, выходил на оперативный простор!
– Это была бы сага исландская, - возразил Федор.
– Зачем сага, достаточно и былины, - подвел итог Вадим, и вид у него при этом был, как ни странно, благодушный.