Жаклин Кеннеди. Американская королева
Шрифт:
Во время войны, когда служил на Соломоновых островах командиром торпедного катера, Джек часто рассказывал сослуживцам о своем отце. Один из них вспоминал: «Джек здорово стыдился, что отец не пошел в армию в годы Первой мировой». Именно поэтому Джо и Джек рисковали жизнью, Джо погиб, а Джек чуть было не погиб, оба искупали героизмом трусость отца. Начав политическую карьеру и преуспев, Джек несколько загладил унижение, которому подверг отца Рузвельт. Не забылась и обида, какую испытал отец, когда его не приняли в клуб выпускников Гарварда, да и сам Джек едва не попал в подобную ситуацию.
Но Джек обладал одним важным качеством, которое явно отсутствовало у отца, – редкостным умением заводить друзей и, что, пожалуй, еще более замечательно, сохранять дружбу на долгие годы. В Гарварде, как и повсюду, среди его друзей были представители разных социальных кругов и конфессий: католики и англиканцы, неотесанные ирландцы-футболисты вроде Торби Макдоналда и стопроцентные американцы из высшего
Джон обладал харизмой, чувством юмора и умом, чтобы сломать ирландский стереотип и воссоздать клан Кеннеди. В конце концов, он первый ирландский католик, пробившийся в Бостоне и Гарварде, однако сильное воздействие на его карьеру оказал собственный опыт и опыт его отца. Горячий поклонник и друг Кеннеди, блестящий политический обозреватель Джозеф Олсоп вспоминал: «Первый этап его политической карьеры, проходивший среди неприятия ирландцев в старом Бостоне… действительно сыграл роль в формировании его подхода к политике. Думаю, он стремился показать себя человеком, в корне отличным от устаревшего представления бостонцев о политиках-ирландцах… Помнится, когда я состоял в наблюдательном совете Гарварда, Кеннеди тоже претендовал на членство в нем, но в первый раз (вскоре после его избрания в сенат) избран не был. Он очень расстроился из-за поражения и воспринял его (по-моему, не без оснований) как очередное проявление Акта о недопущении ирландцев, который в Гарварде утвердили еще в XIX веке… И очень обрадовался, когда через год его все-таки избрали в наблюдательный совет, причем преобладающим большинством голосов. Думаю, он искренне желал… поднять престиж Кеннеди в Массачусетсе, и это желание действительно повлияло на его политическую карьеру».
Аластер Форбс, друг Джона Кеннеди, в одной из статей, опубликованной в Spectator, писал, что Джек «очень любил» и вместе с тем «очень не одобрял отца»; с матерью же его почти ничего не связывало, их отношения были весьма натянутыми, на грани враждебности. Джо казался – и в отношениях с другими людьми зачастую был – бессердечным, однако под зачерствелой оболочкой его переполняли эмоции, по крайней мере касательно детей. Смерть старшего сына потрясла Джозефа куда сильнее, чем Роуз. Он страстно любил своих детей, любил требовательной любовью, порой неистовой и жестокой, но всегда участливой и верной. Дети тоже любили его, отчасти за силу характера, за острый ум и деньги, но и за то, что всегда ощущали его заботу и любовь. Даже когда им казалось, что отец слишком вмешивается в их жизнь, например в случае с Джо-младшим и Джеком, когда он всеми способами (тщетно) старался вернуть сыновей из зон опасных боевых действий, они понимали, что Джо поступает так оттого, что любит их. Когда у Джека возникли проблемы в школе – его едва не исключили за организацию анархической группы, – Джо немедля приехал и все уладил. При этом, когда Джек надолго угодил в школьный лазарет, мать ни разу его не навестила. Она была далека от жизни своих детей, никогда не трудилась писать каждому в отдельности, а рассылала этакие циркуляры с перечислением скучных домашних новостей, и это бесило общительного Джека, который регулярно обменивался со своими друзьями остроумно-фривольными письмами. Его биограф приводит весьма саркастический ответ на письмо матери, отправленный из Вашингтона в 1941 году: «Немало наслаждаюсь твоими циркулярами. Сохраняю их для публикации – твой непревзойденный стиль принесет нам миллионы. Учитывая разговоры об инфляции и о том, куда деваются наши деньги, – сразу думаю о доходах от этой книги! – а также твое умение диктовать и умение миссис Уокер [секретарь Роуз] стучать на машинке, я готов упасть на колени и возблагодарить Господа за то, что в школе
Джон принимал в штыки попытки матери превратить его в благовоспитанного, аккуратного мальчика из высшего общества и насмехался над ними. Когда Роуз требовала прийти к определенному часу, Джон неизменно опаздывал; когда она хотела видеть сына аккуратно и тщательно одетым в соответствии с общепринятыми правилами, он являлся одетым как нельзя более небрежно. Роуз прикалывала к своей блузке записки с перечнем неотложных дел, издавала строгие указы насчет одежды: «Не носи белые носки с костюмом. С синим или серым костюмом носи только черные ботинки и никогда коричневые…» Учила хорошим манерам: «Не говори людям: “Привет!”» Терзала домашних бесконечными инструкциями о том, как вести себя за столом, как правильно пользоваться столовыми приборами, где сидеть, когда вставать, когда пропускать дам вперед и т. д. Ни в Хайаннис-Порте, ни в Палм-Бич у детей никогда не было собственных комнат. «Мы жили в разгороженных клетушках, как в школе-интернате», – рассказывал Джек Биллу Уолтону.
«Джон почти никогда не упоминал мать, – вспоминал Уолтон. – Она не играла в его жизни значительной роли». Дорис Кэрнс Гудвин писала: «Порой, когда я размышляю о взаимоотношениях Джека и Роуз, мне кажется, между ними стояло обоюдное раздражение. Он словно бы с самого начала постоянно действовал ей на нервы, злил ее. Я не уверена, что Джек делал это умышленно, но в конечном счете вышло именно так, назло матери он прямо-таки культивировал небрежность – разбрасывал вещи, швырял полотенца на пол, филонил в школе, опаздывал на семейные трапезы… Роуз насаждала строгую дисциплину, а Джек на дисциплину плевал. По-моему, Роуз считала, что если позволит одному из детей ослушаться, то и остальные отобьются от рук… Мать наверняка по-настоящему злилась на Джона, а он это чувствовал, порой играл на этом и дразнил ее, но порой очень огорчался…»
Друзья Джона, например Чак Сполдинг, полагали, что его бесконечные сексуальные интрижки коренятся в отсутствии нежности в отношениях с матерью. Возможно, отчасти это действительно так, но было бы несправедливо возлагать всю вину на Роуз, чьи надежды на социальную и интеллектуальную самореализацию вдребезги разбились о патриархальные принципы отца и мужа. Частые длительные отлучки и одержимость нарядами были для нее способом протеста, уходом от вечных требований материнства, от пренебрежения и измен мужа. В аналогичных обстоятельствах Джеки переняла ту же модель поведения.
Что касается женщин, Джек унаследовал гены отца и его же воззрения. Вообще-то Кеннеди можно назвать женоненавистниками. Отчасти виной тому ирландская традиция делить женщин на две группы: для удовольствия и для продолжения рода, причем жены определенно принадлежали к последней. Этот стереотип подкрепляло и отношение женщин клана Кеннеди к сексу, например Роуз и Этель, которые считали, что секс нужен в первую очередь для зачатия. Этель, жена Бобби, переплюнула Роуз, мать девятерых детей, и родила одиннадцать. Помимо традиции, определенную – и более важную – роль сыграло то, что Джо обращался с женщинами весьма жестко, рассматривая их исключительно как сексуальный объект, который нужно завоевать, и интересы его не простирались дальше удовлетворения похоти.
Поведение Джо выходило далеко за рамки приличий. Он не пропускал ни одной юбки, приставал даже к подружкам сыновей. Когда девушки приезжали погостить в Хайаннис-Порт или в Палм-Бич, Джо норовил целовать их в губы или уговаривал переспать с ним. В Лондоне в 1948-м, по дороге в Чатсворт на похороны Кэтлин, Джо, казалось бы убитый горем, не устоял и в лифте попытался потискать одну из сестер покойного мужа дочери. Что еще хуже, Джек и его отец даже соревновались. Оба испытывали особое возбуждение, когда спали с одной и той же девушкой. Сын Инги Арвад рассказывал, что «посол» попробовал соблазнить ее, как только Джек вышел из комнаты: «Это было совершенно аморально и прямо-таки попахивало кровосмесительством». В отсутствие Роуз Джо привозил девиц легкого поведения в Хайаннис и в Палм-Бич, подавая дурной пример сыну. Однажды Джек, вернувшись домой из школы, обнаружил, что его кровать завалена порнографическими журналами, открытыми на тех страницах, «которые демонстрировали женскую анатомию во всей красе», – журналы там оставил отец. Джо не хранил верность никому из своих женщин, в том числе и Глории Свенсон. Один из источников утверждает, будто Джо хвастался Джеки и Джону, что спал с Глорией, и живописал подробности.
В сексуальном плане Джек оказался успешнее отца, поскольку природа наделила его куда более привлекательной внешностью. Женщины всех возрастов и социальных слоев влюблялись в него, тогда как Джо предпочитал объекты попроще – стриптизерш, секретарш, девочек по вызову. Джека отличало и более сильное влечение, практически на грани гинекофилии. Кое-кто считал беспорядочные половые связи следствием недостатка материнской любви, кое-кто видел причину в том, что, несколько раз побывав на волосок от смерти, Джек стремился извлечь из жизни максимум удовольствий. С годами это стремление усилилось и превратилось в зависимость, полного масштаба которой Джеки так и не осознала.