Жан Баруа
Шрифт:
Голос монотонный, глухой, сначала кажется приятным, но в нем звучит необыкновенная черствость.
Зежер. Госпожа Давид, разыщите мой доклад, который вы на днях стенографировали… Зеленая папка: «Проблема религии во Франции». Благодарю вас.
Жан. Ты предпочитаешь, чтобы я диктовал при тебе, как утром?
Зежер. Да, так лучше.
Жан. Я подготовил вторую и третью части, но изменил твой план. Я тебе объясню…
Брэй-Зежер вытягивается с гримасой боли.
Жан. Тебе больно?
Зежер. Временами.
Несколько секунд молчания.
Жан (доставая из кармана бумаги).Мы остановились на второй части: «Причины всеобщего потрясения основ религии». Вы нашли, госпожа Давид? (Зежеру.)Первая причина: широкое распространение, которое получило за последние пятьдесят лет изучение естественных наук.По мере того как человек побеждает невежество, на котором искони зиждилась его вера в бога, область божественного неумолимо сокращается.
Зежер. Ты мог бы вкратце напомнить…
Жан. Пишите, госпожа Давид.
Зежер…о некоторых научных данных, которые уже сейчас позволяют доказать, что их бог бессилен повлиять на неизбежную смену явлений, что, следовательно, чудеса невозможны, молитвы бесплодны и так далее…
Жан. Хорошо. Вторая причина: «Исторические труды».
Зежер. Изложи мне это в нескольких словах…
Жан. Нет, это очень важный раздел. Я хочу напомнить об огромном шаге вперед, сделанном человечеством в тот день, когда появилась возможность проследить с историческими документами в руках зарождение религиозных мифов и показать, что они возникли из человеческих представлений, связанных с каким-нибудь самым обычным фактом, облеченным народной фантазией в чудесную форму.
После этого я хочу поставить следующий вопрос: «Как же можно продолжать веровать,изучив многовековую историю различных религий и обнаружив в ней удивительное легковерие, от неумолимой власти которого наконец-то освободился несчастный человеческий разум?»
Зежер. Хорошо.
Жан. Затем я перейду к новому положению: плоды прогресса науки доступны лишь образованным людям, и этого недостаточно, чтобы поколебать веру в бога, которая так укрепилась в сердцах французов. Потом я подхожу…
Стучат в дверь.
…к экономическим и социальным факторам… (Идет к двери.)Кто там?
Голос. Из «Таймса»… Получить сведения о болезни господина Брэй-Зежера… И о завтрашней речи.
Жан. Обратитесь в комнату номер двадцать девять, к помощнику секретаря господину Вольдсмуту. (Возвращается к кровати.)На чем я остановился? Ах, да, третья причина: «Экономические и социальные факторы». Небывало быстрое развитие промышленности привлекло из деревень тысячи молодых рабочих, которые, таким образом, решительно разрушают традиционные семейные связи…
Зежер. Подчеркни; ведь это очень важно, если принять во внимание, что в каждой цивилизованной стране работает множество заводов, и число их будет неизбежно увеличиваться в будущем в невиданных масштабах.
Он листает папку, достает оттуда карточку и поворачивается с гримасой боли на лице.
(Читает.)«Индустриальный рабочий – по роду своей деятельности рационалист. Попав в огромный промышленный центр, где нет места метафизическим умствованиям, находясь среди машин, которые своим гудением прославляют торжество труда, математических наук и разума над силами природы…» (Протягивает листок Жану.)Держи, это тебе пригодится. Продолжай…
Жан. Здесь я хочу набросать картину, о которой уже говорил тебе. В настоящее время Франция разделена на два резко отличающихся друг от друга лагеря: с одной стороны – неверующие, с другой – сохранившие веру.
Неверующие– это весь пролетариат, о котором я уже упоминал, и вся интеллигенция. Несомненное численное превосходство. Затем…
Зежер. К неверующим надо причислить и всех недоучившихся, всех Омэ [18] и что-то сказать в их оправдание… Конечно, бедняги дают достаточно поводов для насмешек, потому что им не удалось подкрепить настоящими знаниями свои инстинктивные сомнения; в то же время простой здравый смысл и душевное равновесие неотвратимо влекут их к тому ясному ответу на волнующие их вопросы, который дает наука.
18
Омэ– действующее лицо романа Флобера «Госпожа Бовари». Аптекарь Омэ – типический образ мещанина, опошляющего революционные лозунги. Несмотря на его трескучие фразы о свободомыслии и антиклерикализме, Омэ вполне благонамеренный буржуа.
Жан. Да, это верно. Что касается верующих,то они, естественно, пополняются за счет консервативных классов: крестьян и буржуазии. Крестьяне живут вдали от городов, в обстановке, которая веками не меняется и Где традиции сохраняются сами собой. А буржуа последовательно противодействует любому движению вперед; он заинтересован в том, чтобы сохранить незыблемым существующий порядок; буржуа особенно привержен католической церкви, ибо она уже многие столетия обуздывает требования обездоленных слоев населения; кроме того, буржуа привык объяснять жизнь при помощи готовых формул, и его благосостояние будет поколеблено, если он позволит подвергнуть их сомнению…
Но между этими ясно очерченными лагерями находится еще большое число колеблющихся,терзаемых мучительным противоречием между требованиями собственной логики…
Раздается стук.
(Раздраженно.)Войдите!
Коридорный. Here is the mail, sir. [19]
Жан. Положите туда, пожалуйста.
Коридорный оставляет почту и выходит.
(Продолжая шагать по комнате.)… Колеблющиеся… терзаемые мучительным противоречием между требованиями собственной логики и унаследованным ими тяготением к таинствам. Именно эти люди и придают кризису религии в современной Франции его смутный… и болезненный характер… смутный… болезненный…
19
Почта, сэр (англ.)
Внезапно взгляд его падает на пачку газет и писем, лежащих на столе; он узнает почерк г-жи Пасклен.
Ты разрешишь?
Он распечатывает письмо:
«Бюи-ла-Дам, 14 января.
Дорогой Жан!
Вчера Сесиль родила девочку…»
Он останавливается. Глаза застилает туман; прошлое властно овладевает им…
«…Она просит сообщить об этом тебе и передать, что если ты пожелаешь увидеть ребенка, то можешь приехать. Могу прибавить, что мой дом открыт для тебя, как и раньше, в любое время. Ты, быть может, уже понял, что вступил на неверный путь, и хочешь хотя бы немного облегчить страдания, которые причиняешь Сесили и мне. Ты застанешь нас такими же, какими оставил, уезжая: готовыми все забыть в тот самый день, когда ты признаешь свое заблуждение.