Жаркий сезон
Шрифт:
— По-моему, мы уже все тут посмотрели, — резко говорит Полина. — Предлагаю ехать домой.
Никто не возражает. Они возвращаются к парковке. Тереза молча толкает коляску с Люком, потом мало-помалу начинает реагировать на слова Джеймса, который усиленно пытается втянуть ее в разговор. Полина идет рядом, подбадривает Джеймса, поглядывает на Терезу. Морис и Кэрол идут чуть впереди. До Полины долетают обрывки их разговора — пустые, ничего не значащие слова.
У входа на парковку они разделяются. Кэрол садится на скамейку поправить сандалеты. Джеймс по-прежнему рассказывает Терезе забавную историю, стараясь ее отвлечь.
Морис стоит рядом и вроде бы просто ждет. Полина замечает, что он смотрит на Кэрол, по-прежнему занятую ремешками сандалет. Смотрит с пристальной сосредоточенностью, которую Полина видела прежде. В глазах Мориса над бокалом красного вина. И еще раньше в глазах другого человека в другое время. Она разом видит этот взгляд и ощущает его как знобкую тень.
— Морис, вы повезете Терезу. Я поеду с Джеймсом и Кэрол, — говорит Полина громко, так, чтобы слышали все.
Звук ее голоса выводит Мориса из задумчивости.
— Хорошо, — отвечает тот. Улыбается сперва Терезе, потом Полине.
Кэрол встает:
— Вообще-то я думала… Ладно, хорошо.
Они едут в «Дали», вместе и порознь. На Полину накатывает слабость. Она совершенно обессилена, раздавлена, как и Тереза, тем, что на самом деле не случилось. Она сидит в машине, почти не слыша, о чем говорят Кэрол и Джеймс, и видит только Люка, идущего под колеса, и лицо счастливо подвернувшегося незнакомца, который произносит: «Все хорошо, что хорошо кончается». Кэрол и Джеймс говорят, потому что невежливо молчать во время поездки в машине, и Полина изредка вставляет «да-да» или «конечно». Кэрол рассказывает о квартире, которую они с Джеймсом думают купить. Они вместе, как поняла Полина, год с небольшим, но дело идет к более прочным отношениям. Еще Кэрол рассказывает о своей работе. Она какая-то мелкая сошка в издательстве. Полина хорошо знает Кэрол — не эту конкретную женщину, а ту человеческую разновидность, к которой она принадлежит. Кэрол — окололитературная девица из тех, что ходят по рукам в писательских компаниях. Для нее изданные книги и литературная слава сексуально притягательны. Полина работала с несколькими Кэрол. Они надолго в редакциях не задерживаются, поскольку не обладают ни талантом, ни трудолюбием, и мысль у них одна — кого бы заарканить? Они хотят ложиться в постель не с книжкой, а с тем, кто ее написал.
— А что вы сейчас редактируете? — спрашивает Кэрол.
Ее отношение к Полине изменилось. Раньше это было безразличие (пожилая тетка, чья-то мать), теперь — легкая неприязнь в сочетании с осторожностью. Кэрол подозревает, что Полина пользуется влиянием в издательских кругах, и ссориться с нею неразумно.
Полина вкратце рассказывает о рукописи, которая у нее в работе. Книга довольно странная — роман в средневековом антураже с элементами литературной сказки, причудливый сплав мифа и реализма.
— Хорошая книга? — осведомляется Кэрол тоном профессионала.
— Не знаю, — отвечает Полина, и это правда.
— Вам нравится? — спрашивает Джеймс.
Полина с минуту размышляет.
— Мне нравится замысел. Иногда у меня возникают сомнения по поводу языка. Автор очень молодой.
Кэрол уже утратила интерес и делает другой заход — переводит разговор на Терезу. Слава богу, что с малышом ничего не случилось. Кто бы мог подумать, что они такие шустрые. Он ведь успел
— Жизнь заставит, — говорит Полина.
— Ну, может быть. Вообще-то, — голос Кэрол становится доверительным, — я один раз забеременела, года два назад. Джеймс знает, это было еще до нашего знакомства, я тогда жила с другим. Но я… у меня случился выкидыш.
— Сочувствую, — говорит Полина.
— По правде сказать, и к лучшему, хотя, конечно, опыт не из приятных. Но я просто была не готова. Во всяком случае, тогда. Дальше будет видно. Ну, в общем, так получилось.
Так получилось, думает Полина. Легко пришло — легко ушло. Очень здоровое отношение к жизни. Большая ошибка — переживать из-за такого.
Большая ошибка.
Она идет по зеленой улочке в северной части Лондона и чувствует, как к горлу подступает тошнота. Вокруг неистовствует весна — буйная, неукротимая. В садах поют дрозды, деревья стоят в белой пене цветов. Полина идет по адресу, который записан у нее на бумажке, и каждые несколько минут проверяет в сумочке конверт, плотно набитый пятифунтовыми купюрами. Она сделала то, чего лучше было не делать, и теперь должна платить. Плата — сто фунтов. И это только начало.
Процент по долгам придется платить позже. То чаще, то реже в предутренние часы из темноты рядом с кроватью возникает призрачное дитя; его нельзя прогнать и невозможно вернуть. Нерожденный ребенок, который растет не как обычные дети, а как вечное отсутствие. Который долгие годы стоял за плечами у Терезы, неведомо для нее, но ведомо для Полины — первый, старший ребенок, чьи черты неожиданно проглядывают в других детях; он был бы сейчас примерно таким.
А сегодня он неожиданно проглянул в Люке — Люк, которого никогда не будет. Полина ежится. Этот привычный озноб не слабеет с годами, и о нем никому нельзя рассказать. И вот уже мгновение позади, призрачное дитя растаяло. Полина берет себя в руки и отвечает на вопрос Джеймса.
— Да, — говорит она. — Сейчас направо, потом первый поворот налево.
7
— Крис Роджерс?
— Это я.
— Полина Картер. Ваш редактор.
— Ой… хорошо. Подождите минутку, пожалуйста.
В трубке слышны детские голоса, шум льющейся из крана воды, радио. Часть звуков стихает, и Крис Роджерс возвращается к телефону. Полина знает о нем совсем мало: он живет в центральной части Уэльса, и книга у него первая. Она говорит, что дошла до середины рукописи и сейчас хорошо бы прояснить несколько моментов. Спрашивает, есть ли у него факс.
— Нет, — отвечает Крис Роджерс таким тоном, будто она спросила, есть ли у него дома автомат Калашникова.
— Не важно. Я отправлю курьерской почтой.
— Она сюда, наверное, доберется.
— Вы живете в чудесном месте, — ободряюще говорит Полина. Его поселок нашелся в дорожном атласе — точка где-то в середине Поуиса.
— Главное, оно дешевое. — Крис Роджерс объясняет, что они с женой снимают коттедж, на который не нашлось других желающих, в полумиле от поселка по плохой дороге. — Дешевле не бывает.