Жажда. Трилогия
Шрифт:
И все–таки это заставляет меня нервничать.
У генерала с базы, должно быть, есть это право запустить эти бомбы, если он пожелает.
Об этом полезно знать.
Я заканчиваю изучение комплекса и иду назад к джипу, когда замечаю, что мои ноги снова светятся, ладони и руки — тоже. Опять каждый квадратный сантиметр открытой кожи источает слабое лунное свечение; это не очень–то хорошо здесь, у сверхсекретного объекта. Из–за этого я становлюсь гораздо более видимой. Я спешу к джипу, сажусь в него и уезжаю.
Но задолго до Лас–Вегаса я сворачиваю с дороги и отъезжаю далеко в сторону.
Мне приходит в голову странная идея.
Проблема не в радиации. Проблема вообще не в том, что существует на земле.
Выйдя из машины, я снимаю с себя всю одежду и стою обнаженная, вытянув руки к луне, словно я молюсь этому небесному спутнику, поклоняюсь ему, упиваюсь его светом. Кожа на груди и на бедрах начинает медленно обретать молочное сияние. И кажется, что, чем больше я призываю лунный свет на мою кожу и внутрь моего сердца, тем ярче сияние. Потому что когда я хочу остановить его, кожа снова становится нормальной.
— Что это означает, Якша? — шепчу я своему покойному создателю.
Моя правая рука, насыщаясь лунным светом, светится особенно ярко. Я поднимаю ее к глазам, и оказывается, что я вижу сквозь нее!
Сквозь свою плоть я вижу землю!
Я снова одеваюсь.
Я не могу сверкать как какая–нибудь елка, когда буду пытаться соблазнить Эндрю Кейна.
Глава шестая
Я снова становлюсь «Парой Адамс, когда позже этой ночью вхожу в казино и встаю рядом с Эндрю Кейном у стола для игры в кости. Я все еще рыжая, у меня легкий южный акцент и скромная улыбка. Имя для меня не новое. Под этим именем я записалась в школу в Мейфэре, штат Орегон, где я познакомилась с Реем и Сеймуром. Трудно поверить, что это было меньше двух месяцев назад. Как меняется жизнь, когда ты вампир, спасающийся бегством.
Энди оглядывается на меня и улыбается. У него в руках кости: Он всего пять минут в казино, но уже успел пару раз выпить.
— Хотите сделать ставку? — спрашивает он.
Я улыбаюсь:
— Вы входите в азарт?
Он потряхивает кости в ладони:
— Я уже в азарте.
Я достаю из сумочки стопку черных стодолларовых фишек и ставлю одну на выигрыш, повторяя его излюбленную ставку — на семь или одиннадцать. Энди бросает кости, и они катятся по зеленому фетру. Когда они останавливаются, на нас с улыбкой смотрят четверка и тройка.
— Выиграла семерка, — говорит крупье и оплачивает наш выигрыш. Энди дарит мне еще одну улыбку.
— Вы, должно быть, везучая, — говорит он.
Я удваиваю ставку.
— У меня такое чувство, что это моя ночь, — говорю я.
К тому времени, как кости приходят ко мне, мы с Энди проигрываем на двоих в общей сложности восемьсот долларов. Но сейчас это изменится. Со своими сверхъестественными чувством равновесия и рефлексами и после тренировки я могу выбросить любое число, какое только пожелаю. Я практиковалась у себя в номере, когда вернулась с базы. Я аккуратно ставлю кости в левую ладонь пятеркой и шестеркой вверх. Потом неуловимым движением бросаю их. Они весело и беспорядочно, на человеческий взгляд, крутятся. Но останавливаются в той же позиции, что были у меня на ладони. Энди и я выигрываем по сотне долларов за одиннадцать. Поскольку я выиграла, мне предлагают бросить еще раз, что я и делаю. Собравшимся у стола игрокам я нравлюсь. Большинство из них ставят на мой выигрыш.
Я выигрываю десять раз подряд и потом отдаю кости. Нам не надо жадничать. Энди оценил мой стиль.
— Как вас зовут? — спрашивает он.
— Лара Адамс. А вас?
— Эндрю Кейн. Вы здесь одна?
Я обиженно поджимаю губы:
— Я пришла с другом. Но, похоже, уходить придется одной.
Энди усмехается:
— Не обязательно. Ночь еще не прошла.
— Сейчас пять утра, — напоминаю я ему.
Он кивает на мой стакан с водой:
— Могу я взять вам что–нибудь покрепче?
Я наклоняюсь над столом:
— Думаю, мне даже нужно что–то покрепче.
Мы продолжаем играть в кости и, когда я бросаю, выигрываем более чем приличные деньги. Люди за столом не хотят, чтобы я сдавала свои позиции выдающегося игрока, но я слежу, чтобы выглядеть не сверхчеловеком, а просто чертовски удачливой. Энди делает большие ставки, отыгрывает все, что проиграл прошлой ночью, и выигрывает еще сколько–то сверх того. Мы оба слишком много пьем. Я выпиваю четыре «Маргариты», а Энди — пять виски с содовой вдобавок к тому, что он выпил до моего прихода. На меня алкоголь никак не действует. Моя печень нейтрализует его почти сразу же после того, как он поступает в организм. Я могу принять любой яд безо всякого ущерба для себя. Но Энди пьян — казино любят, когда посетители напиваются как раз до такого состояния. Он пытается сделать ставку в пятьсот долларов, когда я оттаскиваю его от стола.
— В чем дело? — протестует он. — Мы ведь выигрываем.
— Можно одновременно выигрывать и идти к краху. Пойдем, выпьем кофе. Я плачу.
Он пошатываясь идет рядом со мной.
— Я всю ночь был на работе. Я бы съел кусок мяса.
— Ты получишь все, что захочешь.
Кафе «Мираж» работает круглосуточно. Меню разнообразное, есть и мясо для Энди. Он заказывает его средне–прожаренным и с печеной картошкой. Он хочет пива, но я настаиваю, чтобы он выпил стакан молока.
— Ты испортишь себе желудок, — говорю я, пока мы ждем нашу еду. У меня есть и другая любимая еда, помимо крови. Я заказала жареного цыпленка с рисом и овощами. Как это ни удивительно для вампира, я ем много овощей. Ничто так не полезно для организма, как свежая зелень — за исключением, пожалуй, сочащейся красной крови. Сидя с Энди, я начинаю испытывать и жажду крови. Перед тем как лечь спать, я подцеплю на улице какого–нибудь туриста и устрою ему праздник. Если, конечно, я не проведу ночь — то есть день — в постели с Энди. Его глаза горят, когда он смотрит на меня.
— Я легко могу вообще не пить, — отвечает он.
— Почему бы тебе просто не пить меньше?
— Я в отпуске.
— А откуда ты?
Он усмехается.
— Отсюда! — Он на минуту становится серьезным. — Знаешь, ты очень красивая молодая женщина. Но, полагаю, ты знаешь.
— Такое всегда приятно слышать.
— Откуда ты?
— С юга, из Флориды. Мы приехали сюда на несколько дней с другом, но он разозлился на меня.
— Почему?
— Я сказала, что хочу порвать с ним. — И добавляю: — У него дурной характер. — Я потягиваю свое молоко и думаю, как было бы хорошо для пикантности выдавить в него крови из вен нашей официантки. — Ну, а ты? Чем ты занимаешься?
— Я свихнувшийся ученый.
— Серьезно? И на чем же ты свихнулся?
— Ты имеешь в виду, какой наукой я занимаюсь?
— Да. И где ты работаешь, где–то здесь?
В его голосе появляются осторожные нотки, хотя он до сих пор очень пьян.
— Я — генный инженер. Я работаю на правительство. У них есть лаборатория — здесь, в городе.
Я игриво подначиваю его:
— Это сверхсекретная лаборатория?
Он откидывается на спинку стула и пожимает плечами:
— Так они хотят. Они чувствуют себя комфортно, только если мы работаем вне досягаемости главных ученых сил.