Жечь мосты и грабить корованы
Шрифт:
— Тьфу, черт! — плюнула я в сердцах, но тут же прикусила язык. Со стороны могло показаться, что я не довольна поздравительными речами.
А речей-то в этот момент как раз и не было. Тут, как говорится, слова были не нужны — на импровизированной сцене у двери самозабвенно целовались доцент Кутузов и Вероника, показывая, каким, дескать, ветреником и сердцеедом был в молодости юбиляр. Как будто бы теперь он стал другим.
Все аплодировали целующимся Кутузову и Веронике, смеялись и делали сомнительные комплименты имениннику, а именинник тоже смеялся и делал вид, что на самом деле
— Зря все-таки Владимир Сергеевич придумал эту дурацкую сценку с поцелуем, — шепнула я Димке на ухо. — Ты посмотри на Кондракова.
Димка глянул в сторону ревнивого мужа и, пожав плечами, отмахнулся.
— В конце концов это же капустник.
— Капустник-то капустник, но Кондраков ужасно ревнует. И как бы чего не вышло.
Но Димка все равно не воспринял мои слова всерьез и сказал, что все это глупости.
— А если он такой ревнивый, так нечего было бросать тетю Марго и жениться на молодой. Знал, на что шел.
«Так-то оно так, — не могла не согласиться я. — Однако если Кондраков сорвется, а с ним это иногда бывает, то не миновать нам прилюдного скандала. А этого совсем бы не хотелось. Ну зачем нам скандал на юбилее?»
После нескольких обычных тостов и панегириков от друзей и коллег, которые, впрочем, тоже были друзьями, последовала очередная команда нашего режиссера доктора Никольского:
— Вторая бригада, на выезд, — задорно выкрикнул он. Именно «на выезд», а не на выход, то есть уже совсем по-скоропомощевски. Ну оно и понятно — после стольких-то тостов.
Во второй бригаде выступала я и почти все дамы — участницы нашего импровизированного канкана. Мы дружной толпой ринулись переодеваться в каюту Никольских.
Лялька за время выступления уже успела покрасоваться в двух умопомрачительных прикидах, один другого лучше, а теперь для канкана выбрала себе красное, донельзя декольтированное платье с косо срезанной юбкой.
Все костюмы для капустника мы заранее взяли напрокат.
Понизу платье было густо обшито черными кружевными воланами, а сверху украшено стразами, от которых рябило в глазах. Во всем этом ужасе Лялька выглядела пошло, вульгарно и до невозможности сексапильно.
Не лучше выглядела и жена академика Прилугина, Елена Ужасная. Черные ажурные чулки в крупную сетку (это в шестьдесят-то лет), сильно декольтированный лиф, нарисованные красной помадой губы в пол-лица и большая черная мушка на левой щеке. Просто ужас какой-то!
Я тоже решила от них не отставать. Выбрав себе ядовито-зеленое платье с пышной юбкой, я декорировала его большой искусственной розой темно-вишневого, почти черного цвета, а на одну ногу нацепила розовую кружевную подвязку. Подвязок у нас было мало, и мы были вынуждены ими делиться. Кроме того, я намазала морковной помадой губы, а этот цвет мне категорически не идет, и сильно взбила свои и без того пышные волосы. Достигнутым результатом я была довольна. Такую красоту еще не в каждом борделе сыщешь.
Короче, когда шумной толпой мы ворвались в кают-компанию
Еще совсем недавно вполне приличные и интеллигентные люди начали вдруг кричать, улюлюкать и даже свистеть.
Мне кажется, они даже не признали в кошмарно размалеванных девицах своих жен.
И слава Богу. Иначе неизвестно, чем бы закончился наш вечер.
Вряд ли, к примеру, академику Прилугину понравилось, как его жена Елена Ивановна ужасно дрыгала «сетчатыми» ногами и непристойно взвизгивала.
Просто он в ее боевой раскраске не узнал и оттого остался доволен нашим выступлением.
Степка исправно прыгал впереди нас раненым козлом и по-прежнему ронял на пол цилиндр.
Короче, несмотря на некоторые огрехи, танец в нашем исполнении был принят на ура и еще больше раззадорил и без того уже «теплую» публику.
Короче, после нашего канкана всем захотелось танцев.
— Белый танец! — громко объявил доктор Никольский. — Дамы приглашают кавалеров! — И, подхватив под руку стоявшую подле него жену профессора Соламатина, толстую Евгению Матвеевну, закачался с ней в танце под обволакивающие звуки «Only you».
У меня за спиной кто-то хихикнул.
— Белый танец, а сам приглашает. — Рядом стоял дед Фира и многозначительно смотрел мне в глаза.
— Что? — не поняла я.
— Белый танец, говорю.
Я решила, что Фира хочет потанцевать и намекает, чтобы я его пригласила.
— Ты что, дедунь, потанцевать, что ли, хочешь? — спросила я. — Тогда я тебя приглашаю.
Фира скривился, давая понять, какая же я бестолковая.
— Да ты не меня пригласи, — прошипел он. — На что мне эти ваши танцы? Ты Димочку пригласи. — Он показал глазами на нашего Димку. — Вон он возле Кеши стоит.
Но пригласить Димочку я не успела, потому что его пригласила Елена Ужасная. Я видела, как они вместе с Аллочкой Переверзевой одновременно рыпнулись к нашему Димке. Но оказавшаяся более проворной Елена Ивановна выиграла у Аллочки целых полкорпуса и подскочила к Димке первой.
Теперь они медленно переминались с ноги на ногу рядом с другими танцующими парами.
— А Димка-то наш пользуется у дам повышенным спросом, — хихикнула я, кивая в сторону танцующих. — Ты видел, как они обе к нему кинулись?
— Кто? — спросил Фира.
— Ну жена Прилугина и эта отцова аспирантка, Аллочка.
— К кому? — опять не понял Фира. Он смотрел в другую сторону и, кажется, совсем меня не слушал.
Я проследила взглядом за тем, куда он смотрит, а он смотрел на входные двери, и стала невольной свидетельницей весьма неприглядной сцены.
В кают-компанию из коридора входили наш красавец капитан и слегка встрепанная и улыбающаяся Вероника.
Куда и зачем они ходили, об этом можно было только догадываться. И Кондраков, кажется, догадался. Он стремительно подошел к не ожидающей разборок жене, схватил ее за локоть и, ни слова не говоря, вывел обратно в коридор. Там, за стеклянными дверями, он, не откладывая дела в долгий ящик, тут же залепил жене пощечину и потащил ее дальше, очевидно, в каюту.