Железная дорога, или Жди меня, Женька
Шрифт:
– А что ещё-то?
– Генерал зашёл и начал тетрадки с конспектами рассматривать. Когда я выходил, он твою свинью показывал полковнику.
– Ё! Пэ! Рэ! Сэ! Тэ!
Колян довольно смеётся:
– Не мОхай, Маша, я Дубровский! Пошутил, пошутил я! Я успел наши конспекты стырить.
Ткаченко достаёт из-под кителя воткнутые за пояс тетрадки. Колька настоящий друг, мало таких во взводе.
До Сунжи идём молча. Через минуту раздевшись донага, прыгаем в ледяную воду.
Мы уже забыли все обиды. Злосчастные тетрадки с морским боем и свиньёй
Теперь у нас есть часа три личного времени. И, сверкая голыми задницами, ныряем, вытаскивая на берег камни. Мы углубляем для остальных курсантов ямку в горной речке.
По мере сдачи экзаменов берега Сунжы пополняются новыми нудистами....
За речкой высокий берег. На том берегу заканчивается территория военного училища. Там сад, пасека и гражданские люди, установившие огромный плакат: «Товарищи курсанты, не оголяйтесь до безобразия! Не позорьте образ будущего офицера!».
Образ мы не опозорили. Наш выпуск, как и другие выпуски военного училища имени Кирова, прошли мясорубку всех локальных войн. Некоторые бывшие курсанты ОВВККУ удостоены высокого звания Героя России. Многим это звание присвоено посмертно.
Николай ушёл из жизни 23 июля 2008 года.
После выпуска и распределения Барсуков попал в Среднюю Азию, а Коля в Новосибирск. За 26 лет службы они больше так и не встретились.
Но это уже не смешная история…
СТАВРОПОЛЬЕ. 2009 год.
Автомобиль стоит у ворот дома бывшего замполита. На калитке адрес – Школьная, 24.
Насыров толкает задремавшего было Барсукова в плечо.
– Не спи! Сон – это смерть! Уснёшь – замёрзнешь! Приехали!
– А? Приехали? Пошли к Петровичу.
Звонят в звонок на калитке.
Глава шестая. «ГОША»
Насыров, Сапрыгин, Барсуков сидят за столиком во дворе. Беседуют о разном.
– Геннадий Петрович, а пенсия-то у Вас большая?
– Девять тысяч. Но я ещё в школе военруком подрабатываю.
– А у меня шесть. Приходится в такси шабашить. Я же майором ушел, – усмехается Салават.
Барсуков, разливая вино, улыбается:
– Дослужились.
– Вы знаете, – беря стаканчик, продолжает Насыров, – мы с братом моим близнецы. Так вот, я всю жизнь служил, Грозный брал два раза, из окружения выходил. Кукушка пробитая. А пенсия шесть тысяч. Брат же дурак. Всю жизнь в памперсах ходит. Ни дня не работал, а пенсия у него двенадцать.
– У нас пенсионеры-офицеры ниже дураков у государства, – усмехается Олег.
Молчат.
Геннадий Петрович, чокаясь:
– Что Вы про плохое? Давайте про хорошее.
И обращается к Барсукову:
– Ты начинал на Мангышлаке? Я тоже там лейтенантом служил. Хорошие места. Служба не паркетная. Но жарко. Зато год за полтора. Раньше на пенсию выйти можно было.
Барсуков ставя пустую стопку на столик, не соглашается:
– Бардак там. Полк для ссыльных. Там не то что раньше уйти, а и переслужить лишних годика два можно было.
1985 год. Полуостров Мангышлак.
Олег – командир взвода, молодой лейтенант.
Полуостров Мангышлак, куда попал слуга трудового народа при распределении, оказался не таким уж страшным, каким представлялся в Алма-Ате.
Град Шевченко был выстроен на берегу Каспийского моря. Город, возведённый зеками и солдатами строительных батальонов. Белокаменный красавец в жёлтой и безжизненной пустыне.
Лейтенант открывает обшарпанную дверь одноэтажного барака. Построено здание из жёлтого ракушечника. Все комнаты имеют свой выход на улицу. Причем есть и свой маленький балкончик с крылечком.
Он проходит вовнутрь помещения, ставит чемоданы на пол и обводит взглядом комнату, где ему предстоит провести долгие годы. Вид жилища не впечатляющий. Обои свисают и готовы вот-вот свалиться на нового хозяина. В углу стоит солдатская койка без матраца. Лежит стопка журналов «На боевом посту». При входе маленькая комнатка – кухня. Из кухни дверь, наверное, в ванную или туалет. Лейтенант открывает. Щёлкает выключателем. Света нет. Осматривает санузел при помощи спичек. Выходит на улицу. Прикуривает сигарету.
Комнату ему дали на ВСО. Это совсем недалеко от города, в одном из многочисленных одноэтажных домиков «Военно-строительного отряда». Два стройбатовских полка сократили, а в освободившуюся жилплощадь расселили милиционеров, пехотинцев и работников ИТК.
Соседи предупредили сразу – двери оставлять открытыми нельзя, иначе за полчаса комната может превратиться в террариум. Туда наползёт столько тварей, что потом их оттуда может выкурить только пожар. И действительно, вскоре, куря, сидя на лавочке перед общагой, Олег увидел первого в своей жизни скорпиона. Барсукова как ветром сдуло. А скорпион, не обращая внимания на перепуганного лейтенанта, важно пробежал своей дорогой.
В тёмное время суток на свет от лампочки при входе сбегались всякие бяки типа медвянок, сороконожек и другой живности.
Первую ночь на новом месте уснуть лейтенант не мог. За период пустынного дня комната накалилась как русская печка. Он даже намочил простынь, но пока её нёс и стелил, она оказалась горячей.
***
Барсуков ворочается с боку на бок, садится на кровать, прикуривает сигарету. Смотрит на будильник, стоящий на тумбочке. Время четыре утра. Покурив, пытается уснуть. Вдруг резко садится и прислушивается. Звуки за дверью:
– Чам, чам, чам. Топ, топ. Чам, чам. Хрусть, хрусть, топ, топ.
Лейтенант в синих армейских трусах встаёт с кровати и на цыпочках, босиком, подходит к двери. Звуки снаружи продолжаются:
– Чам, чам, чам. Топ, топ. Чам, чам. Хрусть, хрусть, топ, топ.
Он потихоньку приоткрывает дверь на улицу.
– Топ, топ, топ.
Между ног Барсукова кто-то, громко топая, пробегает в комнату. Лейтенант подпрыгивает от неожиданности и поворачивается.
– Топ, топ, топ, – уже в комнате.