Железная леди
Шрифт:
Я показал загадочное письмо с легким сомнением. Дилемма Фелпса казалась мелкой по сравнению с убийством, даже с самым тривиальным. Действительно, Холмс не нашел в послании ничего интересного, если не считать того факта, что на самом деле, по мнению моего друга, оно было написано женщиной – женщиной с неординарным характером, как с легкостью заявил детектив без дальнейших объяснений.
Однако даже столь слабого и неясного следа было достаточно для духа настоящей гончей, что постоянно жил в сердце моего друга. К тому же, вопреки его собственным заявлениям, он все-таки обладал толикой человеческой доброты, так что вскоре мы уже отбыли на вокзал
Фелпс выглядел очень бледным, несмотря на потоки яркого летнего солнечного света из окна, выходящего в сад. С ним была его невеста Энни Харрисон, красивая невысокая женщина с глазами мадонны и блестящими черными локонами театральной примы.
Рассказ Фелпса прояснил детали. Его дядя, министр иностранных дел, попросил его скопировать оригинальный текст секретного договора между Англией и Италией, за содержание которого, по словам моего приятеля, французы или русские заплатили бы огромную сумму денег.
Фелпс отправился в свою контору и задержался там допоздна, чтобы выполнить задание без лишних глаз. В какой-то момент он вышел, чтобы справиться у швейцара о чашке кофе, которую просил принести, и обнаружил, что старый вояка уснул на своем посту.
В этот момент звякнул колокольчик в том самом помещении, которое бедный Фелпс оставил без присмотра.
Он бросился в кабинет; при этом по пути туда и обратно он никого не заметил в холле или в пересекающих его коридорах. Однако на месте Фелпс обнаружил, что оригинал договора исчез. Осталась лишь его копия – он успел переписать одиннадцать из двадцати шести страниц.
За прошедшие после трагедии два с лишним месяца не появилось ни единого намека, что договор попал в нежелательные руки, будь то французские или русские, но для моего друга это служило слабым утешением. Его абсолютно подкосила произошедшая кража, и только теперь он, слабый и измученный, стал поправляться после недель лихорадочного бреда, проведенных в спальне на первом этаже дома в Брайарбре, которую из-за его неожиданной болезни вынужден был ему уступить Джозеф, брат мисс Харрисон. Невеста Фелпса приехала в Брайарбре в сопровождении своего брата, чтобы встретиться с родителями жениха, но тут и случилась трагедия. Хотя каждый уголок комнаты больного благодаря заботливым рукам мисс Харрисон был украшен божественными букетами; однако, хотя ее брат Джозеф проявлял жизнерадостный оптимизм, я видел, что единственная вещь, которая подняла настроение Перси, – вмешательство моего друга Холмса.
Впрочем, детектив во время беседы с Перси и мисс Харрисон не стал внушать ложные надежды, заявив, что дело действительно очень неприятное. Мы вернулись в Лондон. Посещение инспектора Скотленд-Ярда Форбса не указало определенного направления к раскрытию тайны. Но знаменитый дядя Перси, лорд Холдхерст, министр иностранных дел с Даунинг-стрит, подтвердил, что Франция и Россия уже предприняли бы какие-то действия, завладей одна из стран текстом договора.
Представьте досаду Холмса, когда на следующий день, вновь приехав в Уокинг, мы выяснили, что прошлой ночью Фелпс видел человека, залезшего в окно дома. Дело становилось еще более запутанным. Холмс велел выздоравливающему Перси ехать с нами в город. На железнодорожном вокзале в Уокинге действия сыщика приняли еще более странный оборот: он отправил нас с Фелпсом в Лондон, а сам остался, сославшись на весьма туманные обстоятельства.
Со времен нашего знакомства
– Если твой мистер Холмс остался в Уокинге, чтобы поймать грабителя, залезшего прошлой ночью, то его усилия напрасны, – сообщил мне Фелпс, пока мы ехали по направлению к Лондону.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я уже покинул Брайарбре. Ой, не надо смотреть на меня с таким подозрением, Уотсон; ты никогда не умел притворяться, даже в школе, но поверь, я еще не выжил из ума. Говорю тебе, человек, залезший прошлой ночью в дом с большим ножом, не был обычным грабителем. И если я – цель этого маньяка, то теперь, когда я оставил Байарбре, там не случится больше никаких инцидентов.
– Обычно действия Холмса основываются на здравом смысле.
– Он недооценивает политическую глубину заговора.
– Возможно, – мягко произнес я, – но почему ты стал центром такого грандиозного плана? Зачем кого-то посылать, чтобы тебя уничтожить?
– Не знаю, – подавленно ответил Фелпс, погружаясь в молчание, которое еще сильнее выдавало его нервозность: его руки и ноги ни на минуту не оставались в покое.
В конце дня мы вернулись на Бейкер-стрит, откуда я отправил сообщение Мэри, что останусь на ночь с больным другом. Она была женой врача и привыкла к моим долгим отлучкам. Мы с Перси разделили один из сытных обедов миссис Хадсон – ростбиф, – после чего наступил полный тревог вечер. Я постарался отвлечь моего подопечного от дел, которые его расстраивали:
– Должен сказать, Фелпс, что, хоть наши дороги и пересеклись нынче в недобрый час, я сталкивался с более страшными обстоятельствами и пережил их.
– Ты, Уотсон? – Приятель нервно потирал лицо, озаренное светом газового рожка. – Что может быть страшнее пятна на репутации? Я даже не помню, как провел последние девять недель: карьера пошла прахом, и мне остается только ждать ужасного разоблачения, чтобы завершить падение. Мою невесту, самую очаровательную женщину на свете, ожидают лишь позор и поругание за преданность мне…
– Ты еще не умер, дружище! И Холмс тебе обязательно поможет. И я готов помочь, ведь мне знакомы такие примеры еще по Майванду.
– По Майванду? – Фелпс был явно сбит с толку. С таким же успехом я мог бы упомянуть Катманду.
– Ну да, битва при Майванде в Афганистане в восьмидесятом. Я получил назначение помощника хирурга в Нортумберлендское стрелковое подразделение, но к моменту моего прибытия в Индию афганцы начали наступление, поэтому я был приписан к Шестьдесят шестому Беркширскому в Кандагаре под командованием бригадного генерала Барроуза. При Майванде я получил крупнокалиберную пулю в плечо…
– Ты был ранен, Уотсон?
– Я редко рассказываю об этом, но меня чуть не убили, Фелпс, а потом я слег на много недель с брюшным тифом во время всей многомесячной осады Кандагара, пока к нам на помощь не пришли войска под командованием Робертса. Тогда мы развернули контратаку и отогнали людей Аюб-хана обратно в афганские горы. Так что, как видишь, я знаю о лихорадке куда больше, чем мог бы подтвердить мой медицинский диплом.
– Ты тоже все забыл во время болезни?
– Мой добрый друг, сказать по совести, я даже не помню, как получил второе ранение в ногу, если бы не этот необъяснимый шрам, который каждый дождливый день напоминает мне о себе, хотя в последнее время стал меньше меня беспокоить.