Железный Совет (другой перевод)
Шрифт:
– Конечно, мы уйдем, это все знают, – сказал он. – Думаешь, мы плюнем на то, что говорит Иуда Лёв? Только одни говорят, что надо идти на север, другие – на юг, и никто не знает, куда направиться, а у нас, у меня и еще кое у кого, есть план. Мы хорошо подумали. И придумали вот что: идти надо не на север и не на юг, а на восток. По своим собственным следам. Пора вернуться домой. В Нью-Кробюзон.
Тогда Каттер понял, что Дрогон тут ни при чем. Такова была воля народа.
– По-моему, что-то приближается, – сказал Курабин – голос, лишенный тела.
Дрогон подхватил:
– Они
– Нет, – ответил Иуда; Каттер видел, что им владеют противоречивые чувства: гордость, страх и злость, отчаяние, смущение. – Нет, они обезумели. Это же смерть. Они не выдержат натиска одного батальона, как же им справиться с городом? Какой смысл бежать от одной милиции к другой? Нельзя им возвращаться.
– Они делают ставку не на это. Ты же сам их подначивал, разве нет? Своими разговорами о том, что там происходит. Они решили, что их появление будет последней каплей и ситуация переломится в их пользу, Иуда. И по-моему, они не ошибаются. Они хотят вернуться к народу по дороге, устланной лепестками роз. Вернуться домой, в новый город.
– Нет, – ответил Иуда, но Каттер видел, как взволнованы Помрой и Элси; волнение пробивалось даже сквозь его, Каттера, насмешливую сдержанность.
Поднялся страшный шум – так всем хотелось назад.
– Все дело в скорости, – заявила одна переделанная старуха. – По пути сюда мы оставляли на земле много лишних рельсов, на случай если придется ехать обратно. Теперь, когда на нас охотятся, надо пройти много миль, чтобы оказаться в безопасности. Придется ехать быстро. Дорога нас ждет. Миля там, другая здесь. Глупо не воспользоваться ими. – Она притворялась, что высказывает лишь практические соображения.
Иуда спорил, но Каттер видел, что он горд желанием своего Совета вернуться назад и участвовать в нынешних нью-кробюзонских событиях. Страх заставлял Иуду отговаривать своих сограждан, а чувство истории – наоборот.
– Вы не знаете, – говорил он кротким голосом. – Вы не знаете, как все будет, что там происходит. А нам надо, чтобы вы жили. Это самое главное. Я, черт возьми, был вашим бардом, и я хочу, чтобы вы жили.
– Дело не в том, что нужно вам, господин Лёв, при всем уважении к вам, – а в том, что нужно нам. Нам нельзя драться с этими ублюдками, мы должны бежать, так пусть наше бегство будет осмысленным. Давайте пошлем в Нью-Кробюзон весточку. Пусть знают, что мы идем домой.
Так говорил молодой человек, рожденный через пять лет после Совета и взращенный в степях. Затем встала Анн-Гари и с пафосом начала:
– Я родилась не в Нью-Кробюзоне…
После чего разразилась сагой о своей тяжелой жизни.
– Я никогда не думала, что у меня будет своя страна. Теперь моя страна – Железный Совет, и какое мне дело до Нью-Кробюзона? Но Железный Совет – неблагодарное дитя, а я всегда любила таких. Нью-Кробюзон не заслуживает благодарности – я была там и знаю; а мы – дети, которые завоевали свободу. Мы одни такие. А теперь, когда другие дети тоже решили проявить неблагодарность, мы можем им помочь.
Каттеру показалось, будто прибытие их отряда вместе с Иудой освободило Железный Совет, избавило его от какой-то скованности, и на поверхность выступило некое стремление, до того не проявлявшее себя. Делегаты Совета приводили разные доводы, призывая вернуться в Нью-Кробюзон, но на самом деле их устами говорила жажда,
Когда Каттер попытался облечь свое ощущение в слова, у него ничего не вышло. Они пришли – из такой дали, такой ценой – предупредить Совет о том, что ему надо спасаться, а он хочет развернуться и пойти назад?
Но Каттер чувствовал, что в возвращении Совета есть своя логика, хотя и не мог выразить ее словами. Пока он слушал Анн-Гари, это чувство овладевало им и другими тоже.
Когда Анн-Гари закончила, граждане Совета стали с возгласами «ура» выкрикивать ее имя, а потом принялись скандировать:
– Нью-Кро-бю-зон!
Помрой и Элси ликовали – они не ожидали такого поворота событий. Курабин довольно хмыкнул, хотя Нью-Кробюзон вызывал в нем не больше теплых чувств, чем Теш, предавший свои монастыри: просто жители Совета и их теплый прием впечатлили его. Он радовался, что сможет внести свою лепту в их усилия. Дрогон был в восторге. Иуда молчал, напуганный и гордый.
Страх Иуды не укрылся от Каттера. «Совет должен, по-твоему, остаться легендой, да? – думал он. – Это «Мы-идем-домой» не дает тебе покоя. Ты еще больше любишь Совет за это, но ты его творец и хочешь, чтобы он был в безопасности. Чтобы он оставался мечтой для всех». Каттер понимал, что ради Железного Совета Иуда пошел бы на что угодно. Любовь его к Совету была всепоглощающей.
Они разрушили город, снесли домишки из прутьев и грязи, общественные здания, превратили все в пыль. Собрали урожай, какой был. Многие из граждан Совета чувствовали себя оскорбленными.
Вечный поезд, даже с обновленным подвижным составом из того, что нашлось в диких землях – корявые бревна и камень, – не мог поместить всех. Сотням людей придется снова плестись пешком у поезда в хвосте, как делали раньше лагерные приживалы. Некоторые отказались ехать: одни ушли в горы, другие решили фермерствовать на насиженных землях в бывшем кольце железной дороги.
– Вы умрете, – сказал Иуда, – как только они придут.
Те ответили грубовато-сердечными шутками.
«Бравада быстро с вас слетит, – подумал Каттер, – когда самые сильные и хорошо вооруженные отряды милиции придут сюда за Советом, а найдут лишь горстку стареющих фермеров». Он наблюдал за оставшимися, зная, что они обречены. И желал им быстрой и легкой смерти.
Каттер не знал, была ли Анн-Гари любовницей Иуды, но видел, что их любовь друг к другу непритворна и глубока. Конечно, он ревновал, но не больше, чем ко всем остальным, кого любил Иуда. Он привык любить без взаимности.
Последнюю ночь, перед тем как Железный Совет покинул свое степное убежище, Иуда провел с Анн-Гари. Каттер сидел в одиночестве, обхватив себя руками, и вспоминал свою возню с тем мускулистым парнем.
На следующий день все собрались. Каттер вышел на окраину города, где дикие травы смял поезд и потоптали фермеры. Здоровяк Помрой уже размахивал там своим мушкетоном, словно серпом, и Элси обнимала своего возлюбленного за талию, и Дрогон в широкополой шляпе вел выпрошенного у конезаводчиков Совета скакуна, двигая губами и шепча неизвестно кому, и трава шевелилась под ногами Курабина, что шел (или шла) тайными тропами по подсказке странного божка, а им навстречу рука об руку шли Иуда с Анн-Гари, и любопытные утренние букашки кружили возле них.