Желтый дом. Том 1
Шрифт:
— Во! Точно! Я это и хотел сказать. А кто соответствует, как ты думаешь?
— Тут нужен человек логически грамотный. Крупный ученый с мировым именем. Я думаю, Смирнящев подошел бы. Но он, кажется, относится к Вашему замыслу... как бы это выразиться... несколько иронически.
— Ну, я с ним поговорю; Смирнящев — это ты хорошо сказал. А Барабанова оставим ученым секретарем. Сколько ты получаешь?
— Сто тридцать.
— Я поговорю о надбавке. А на эти две недели я дам указание в отдел кадров тебя не беспокоить. Сиди дома и пиши предисловие. И пришли-ка мне Смирнящева!
На радостях я забыл про Нее. Домой вернулся только под вечер. Перед домом на тротуаре валялись подозрительного вида пакеты. Она сидела на кровати одетая и в слезах. Сказала, что не простит мне этого свинства. И ушла не попрощавшись. И я в первый раз отступил от своего правила: не поменял простыни.
— Теперь дело твое в шляпе, — сказал Он. — Катай предисловие. А потом сдавай любую макулатуру на обсуждение
Сидеть дома в таком настроении — преступление. Я выскочил на улицу. Обзвонил всех, с кем имел хоть какие-то отношения. Родители просто обезумели от радости. Отец сказал, что он рассчитывал на мои успехи в науке. Мать пообещала купить костюм ко дню рождения. Я попросил ее лучше выдать деньгами. Когда я далеко за полночь вернулся домой, Она стояла в подъезде у окна. Она меня простила.
Явь и сон
Всех сотрудников Желтого дома загнали (под расписку) в Большой актовый зал слушать речь заведующего Отделом пропаганды ЦК товарища Кирпиченко «Актуальные проблемы марксистско-ленинской теории в свете...». Уклониться не было никакой возможности. Мы с Учителем пристроились на окне за занавеской и мирно продремали, пока не оттрепался высокопоставленный лектор и наши постоянные краснобаи-холуи. Наконец, приняли какое-то не то постановление, не то воззвание, не то письмо. Я разобрал в этом кошмаре словоблудия только начало фразы «С огромным творческим подъемом и чувством высокой ответственности...», которую долго обсуждали и решили заменить фразой, начинающейся словами «Трудно выразить то чувство радостного подъема, которое охватило...». День был испорчен окончательно и бесповоротно. Учитель предложил заглянуть «в одно местечко». Мы заглянули. Выпили много, но это не принесло облегчения. Мы взяли у официантки еще пару бутылок (за двойную цену, конечно) и двинулись ко мне. Не помню, о чем говорили. Но разговор был мрачным. И кончился тем, что Учитель свалился, не досказав какую-то важную мысль.
Я взвалил бесчувственного Учителя на кровать и сам лег рядом на полу. Стены моей комнатушки сразу же раздвинулись и исчезли. Вошел бронзовый Железный Феликс, въехал на броневике слегка приседающий на корточки Ленин, вполз гранитный Маркс с обосранной голубями шевелюрой. За ними повалили все остальные. Хотите анекдот, сказал Берия. Звери тоже приняли новую конституцию. Из двух статей. Статья первая: все звери равны. Статья вторая: лев все-таки равнее. Правда, очень мило? А вот еще интересная хохма. Кто такой гуманист? Ха-ха-ха! Ничего подобного! Это — директор ГУМа. А кто такие гуманоиды? Ха-ха-ха! Опять не угадали! Это — покупатели в ГУМе. Собрался народ в Кремле, сказал Сталин, прервав Берию, и кричит: Молотова! Молотова! Вышел на крыльцо Брежнев и говорит: товарищи, Молотов давно в правительстве не состоит. Тогда в зернах, в зернах, закричал народ. А что, кофе тоже дорожает? — спросил Ленин. Временно, сказал Маркс, и всего лишь в четыре раза. Тут Учитель во сне выругался, перевернулся на другой бок и свалился прямо на меня. Видение исчезло.
Послание Маркса последователям
Это что же за момент такой настал!
Неужели я напрасно накатал
Свой трехтомный эпохальный «Капитал»?!
Ни намека пролетарской диктату-у-у-у-ры, Не коммуна — воплощение халту-у-у-у-ры, Не развитие меня, а шуры-му-у-у-у-ры!
Показуха. Демагогии трезвон.
Где рабочий класс? Куда девался он,
Класс-мессия, избавитель, гегемон?
Нет намека даже равенства и бра-а-а-а-т-ства, Расхищение народного бога-а-а-а-т-ства, Не гармония, а процветанье бля-а-а-а-д-ства.
Способы удирания
Есть много способов удрать из института во время рабочего дня. Наилучший из них, конечно, не приходить вообще на вполне законных основаниях. И таких личностей, которые могут себе позволить это, в институте полно. Это — старшие научные сотрудники с докторской и с кандидатской степенью. Первые из них являются в институт всего два раза в неделю, расписываются в книге прихода-ухода и тут же смываются. Что они делают за пределами института? По отчетам — ворочают горы науки, делают открытия, горят на общественной работе. Фактически — обделывают «левые» делишки, зашибают деньгу, устраивают дачи, квартиры, гаражи. Вторые из упомянутых старших являются в институт три раза в неделю, иногда пребывают в институте целый рабочий день, иногда крутятся на виду пару часов и смываются, чаще — смываются сразу. Вне института они ведут себя так же, как доктора, ибо они — будущие доктора, только чуть поменьше, ибо они еще не доктора и не все вылезут в доктора. Но нам, младшим, и особенно — без степени, рассмотренный метод не подходит. Мы изобрели другие, менее эффективные, но все же достаточно надежные. Вот некоторые из них (опишу на своем собственном примере).
Расписавшись в книге и показавшись в секторе, я выхожу на малую площадку. Натрепавшись до зевоты и накурившись до тошноты, иду в научный кабинет. Там тоже идет треп, только несколько приглушенными голосами и без курева. И содержание разговоров наводит тоску. Обычно в кабинете сидят старые бабы, выполняющие функции технических сотрудников. А о чем они могут говорить, вы сами знаете. Мелкие институтские сплетни. Мелкие домашние трудности. Но конечно, на высочайшем уровне накала страстей и интеллекта. У завхоза сын под суд попал. За наркотики. О, ужас! Распустились! Зажрались! Петрова из сектора этики попалась на махинациях с профсоюзными взносами. О, ужас! Гнать надо из партии и из института. Сидорова из сектора истории зарубежной философии украла дубленку у Иванова из сектора теоретических проблем марксистско-ленинской теории познания. Вот негодяй! Где он достал дубленку? Она сумасшедших денег стоит. А он еще младший. Алименты платит. В два места алименты платит, негодяй! Гнать таких из института! Мое появление несколько снижает тон разговоров и их направление, ибо я сам числюсь в негодяях, которых надо гнать из института. Одни из этих серых крыс считают меня наркоманом, другие — гомосеком, третьи — психом, а некоторые — тайным диссидентом. Просидев в кабинете минут десять над одуряюще скучной рукописью Смирнящева, Труса или Петина, я прихожу к твердому решению покинуть институт до конца рабочего дня, а то и вообще до завтра. Как это последнее сделать, скажу потом. Мое решение подкрепляется тем, что в кабинет врывается Вирусик с круглыми глазами и разинутым от ужаса ртом. Ой, девочки, вопит она, игнорируя мое присутствие. Что я вам скажу! Что я вам скажу!..
Но перейдем к главному. Итак, решение созрело, и все теперь зависит от метода. Сначала скажу несколько слов о самих методах, а затем — о принципах их отбора. Ибо мало знать методы. Надо еще уметь ими пользоваться, т.е. знать, когда и какой из них следует применить. Методы удирания разделяются на легальные и нелегальные. Первые разделяются на отпросные и вызывные. В случае отпросных методов идешь к какому-либо начальству и просишь разрешения покинуть институт, обещая потом «отработать». Поводы вполне уважительные: сверлить зуб, взять ребенка из детсада, отвезти мать в больницу, сходить в библиотеку, отнести рукопись автору и т. п. В случае вызывных методов делаешь вид, будто тебя требуют в издательство «Наука», «Мысль» или «Природа», в президиум Академии наук или в Отделение, к директору на квартиру или на дачу и т. п. Можно организовать звонок. Я обычно это делаю сам. Но можно и так. Главное — сыграть при этом спешку и недовольство по поводу вызова. Парторгам и лекторам удобно пользоваться «вызовами» из райкома, из горкома и общества «Знание». Нелегальные методы делятся на побеги и уходы. Побеги удобно совершать по черной лестнице. Чтобы никто не видел. Для этого достаточно опустить голову и сделать вид, будто идешь в буфет (он на первом этаже). Главное — стремительность, никаких задержек. Есть шанс, что подумают, будто ты по делу спешишь. Летом удобно выбираться не через дверь, а через окна (я знаю, где это можно делать запросто). Уход совершается открыто, на глазах у всех, по главной лестнице, с таким видом, будто ты — старший сотрудник и доктор. Удобнее всего уходить под прикрытием важных лиц — директора, заместителей, секретаря партбюро, председателя месткома. Ждешь, когда кто-то из них покидает институт. Присоединяешься, задаешь какой-нибудь глупый вопрос. Начальство любит отвечать на глупые вопросы! Для посторонних твой уход выглядит так, будто высокое начальство само уводит тебя из института, руководствуясь высшими целями.
Обратно возвращаться в институт проще. Человек, идущий в конце рабочего дня на работу, заслуживает всяческого уважения. Даже у КГБ (я имею в виду «кадрицу» Быкову) теплеют ее немигающие очи. Проблема — если ты вернуться не хочешь или не можешь. Например, ты уже подзаложил так, что от тебя несет за версту, и сука Тваржинская через дверь чует, что ты пил, в какой последовательности и чем заедал. Или ты впал в такое состояние, что забыл о существовании своего родного учреждения. Или вообще не способен шевельнуть ногой. В таких случаях надо заранее обдумать, кто за тебя распишется в книге прихода-ухода, или ухитриться самому незаметно расписаться. Последнее можно сделать, например, так. Заходишь в отдел кадров, просишь книгу под тем предлогом, что Трус велел и т.д., и оставляешь незаметно свой автограф в графе ухода. После этого можешь спокойно ночевать в вытрезвителе.
И все же то, что я сказал, есть лишь грубая схема. Действительность куда сложнее. И, я бы сказал, диалектичнее.
Опытный сотрудник проявляет порой такие чудеса изобретательности, что Эйнштейн в сравнении с ним выглядит жалким недоучкой. Председатель ДОСААФ Добронравов, например, устроил себе откомандирование в распоряжение академика-секретаря Канарейкина на месяц, поселился с ним рядом в отдельной комнате в санатории «Узкое», предназначенном для высших лиц академии, и отхватил за это еще благодарность и денежную премию. А Качурин дважды в неделю исчезал на встречи с ведущими физиками страны, которых он якобы учил уму-разуму. А... Впрочем, это — выдающиеся сачки. Рядовые сачки, вроде меня, просто учитывают конкретную ситуацию и комбинируют элементы различных методов. Однажды я совершил побег, но по выходе из института сел в машину... директора! Это было на глазах у КГБ, и она два дня после этого обращалась ко мне на «вы». А между тем я сел в директорскую машину стрельнуть у шофера сигарету.