Желтый дом. Том 1
Шрифт:
Как я уже говорил, мало знать методы покидания института в рабочее время. Надо знать еще некоторые принципы их применения. Так, один и тот же метод нельзя применять два дня подряд. Если тебя застукали на побеге, демонстративно вернись в институт... и соверши побег вторично: дважды за одно и то же преступление не ловят. Попавшись, немедленно признайся, не выкручивайся. Начальство ничто так не любит, как раскаявшегося грешника. Лицам, которые могут тебя застукать и выдать, делай мелкие услуги. Будь с ними ласков, но храни достоинство. Наш простой народ, особенно фискалы и стукачи, любит отважных и добрых уголовников. Если нащупаешь слабости таких лиц, помалкивай. Но дай им понять, что ты осведомлен. Тем самым ты сам их будешь держать в кулаке. Однажды я, удрав методом ухода, столкнулся с Паней, институтской уборщицей, которая в рабочее время стояла в очереди за меховыми шапками в ГУМе. Не помню, зачем меня туда занесло. И я не выдал ее никому, и она это оценила. Один из важнейших принципов в применении рассматриваемых методов — знай меру! Это значит, что удирать надо только тогда, когда ты наверняка знаешь, что тебя никто не хватится, что твое отсутствие
По моим наблюдениям, основным стимулом «научного роста» сотрудников нашего института является завоевание возможностей тратить на институт как можно меньше сил, распоряжаться своим временем и профессиональными достижениями по своему усмотрению и наивыгоднейшим образом («левые» публикации, работа на полставки, лекции, гонорарные статьи и книги и т.п.). Время от времени высшие инстанции обращают на это свое критическое внимание и принимают пресекающие меры. Но скоро все возвращается в прежнее состояние. Люди так или иначе ухитряются брать «свое». И даже мы, младшие без степени, обладаем терпением и способностью делать свой рабочий день мало-мальски терпимым, хотя именно на нас обрушивается вся мощь дирекции, отдела кадров, канцелярии, секторского актива, партийной и комсомольской организаций, месткома и т.д. и т.п. Быть сотрудником — значит овладеть не столько профессиональными познаниями (это — пустяк), сколько навыками уклоняться от труда за счет этих познаний и иметь за это как можно больше.
Мысли Глупца
Наша социальная система банальна, если смотреть на нее изнутри, и непостижима, если смотреть на нее снаружи. Возьмем, например, поведение наших руководителей. Чего только не пишут о нем на Западе! И все это — чушь. На самом же деле поведение наших руководителей определяется исключительно соображениями устойчивости личного положения и карьеры. Интересы же дела суть лишь неизбежное зло или средство для этого. Начиная с некоторого уровня иерархии ход дела вообще не зависит от того, кто стоит во главе его. Он зависит от общей установки в отношении этого дела и общих законов системы. И руководитель действует в этих рамках. Он мог принимать участие в выработке этой установки, но это не меняет его положения в дальнейшем. Если человек хочет попасть на место руководителя какого-то дела, он должен зарекомендовать себя определенным образом в глазах тех, от кого зависит его назначение. Причем обычно жаждущие места руководителя не рассчитывают непременно на данное место. Они рассчитывают на какое-то место. А решающие его судьбу лица и инстанции производят отбор кандидата из числа данных карьеристов на данное вакантное место. Решающую роль при этом играют личные интересы и соображения множества лиц, участвующих в отборе и назначении руководителя. Отбор производится по многим параметрам, среди которых интеллектуальный уровень кандидатов играет весьма второстепенную роль. Достаточно проанализировать ситуацию с подбором подходящего директора для нашего института (старого директора убирают скоро и, конечно, — с повышением), как вся механика назначения на должности станет очевидной. Но никто этим почему-то не хочет заниматься. Предпочитают некие высоконаучные разговоры скучной повседневности. А ведь именно в ней суть нашей системы.
Прогресс
Мы сидели в кабинете директора. Он лично сам беседовал с нами. Высказал несколько идей о структуре своей будущей книги. Барабанов тотчас же записал их. Затем директор пустился в воспоминания. Было довольно интересно слушать, в особенности — о встречах со Сталиным. Рассказал о выступлении Сталина в ИКП. В его изложении это выступление выглядело совсем иначе, чем в разоблачительной литературе (я сам не читал, но много слышал от других, которые читали). Смирнящев сказал, что все это потрясающе интересно и что Петину надо мемуары писать. Пора, в конце концов, правду рассказать! А то всякие там спекулируют!..
Вошла Тормошилкина с битком набитым портфелем. В портфеле — экземпляры ее только что вышедшей книги о Джордано Бруно. Один экземпляр она подарила Петину, снабдив страницы, на которых были ссылки на Петина, постоянно действующими закладками (она их просто приклеила!). Подарила экземпляры также Смирнящеву и Барабанову. На нас, остальных, она даже не взглянула, ибо мы для нее отныне — мелочь, недостойная внимания. Все, разумеется, бросились разглядывать книгу. В предисловии Тормошилкина перечисляла всех влиятельных лиц института, факультета, АОН, ВПШ, редакций «Коммуниста» и «Вопросов идеологии» и Отдела науки ЦК и благодарила их за ценную помощь в работе над проблемой и книгой. В предисловии же она скромно намекнула, что ее книга открывает новую страницу в мировой джорданобрунологии, — этот термин вводит в науку впервые, конечно, она. В книге три части: 1) За что и как сожгли Бруно; 2) Что думает по сему поводу марксизм-ленинизм; 3) Какие обязательства на нас накладывает все это. Книга написана со страстью передовицы газеты «Правда», осуждающей зверства чилийской хунты. Со ссылки на эту передовицу начинается первая часть книги. А заканчивается книга длинной цитатой из речи Брежнева.
Учитель тоже был удостоен книги Тормошилкиной с дарственной покровительственно-назидательной надписью. Он вырвал титульный лист с этой надписью и сунул книгу в мусорную урну около редакции «Коммуниста». И плюнул вдогонку книге. Удивительное дело, сказал он. Книга — диссертация, и за нее не положен гонорар. И однако Тормошилкина гонорар получила. Гонорарные книги нельзя включать в свой индивидуальный план по институту. Но книгу Тормошилкиной зачли как выполнение плановой работы за три (!) года. И премию к празднику дадут, что тоже не положено. И никто не пикнет. Считается, что все так делают. Нет, далеко не все. Это надо приспособиться, влиться в особую институтскую мафию, через которую-то и благодаря которой становится возможным эксплуатировать общество в свое удовольствие. Институтские дуры уже носятся с идеей выдвижения Тормошилкиной на Государственную премию. Если не выдвинут или выдвинут, но не дадут, сколько будет искреннего негодования по адресу «мракобесов». Еще бы, ведь Тормошилкина «на голову выше»! И это — прогресс?! Самый настоящий, сказал Добронравов. Во-первых, прогресс — это не значит еще хорошо. Это просто более точное, тонкое, адекватное приспособление к данным условиям бытия. Общественный прогресс обычно совершается в таких формах, что избави Боже. Иван Грозный, Петр, Ленин, Сталин... Прогресс — это прежде всего насилие, убийство, кровь. А во-вторых, Тормошилкина действительно на голову выше Петина, Федькина, Канарейкина и прочих зубров. Если отсчет вести от пещерного человека, сказал я, то эти зубры будут выглядеть сверхгуманными сверхгениями. А ну их всех, сказал Учитель. Надоело! Давайте что-нибудь веселенькое. Цены повышают, это точно, сказал Добронравов. На золото — на шестьдесят процентов, на кофе — на четыреста, на бензин — на триста! Что же, сказал Учитель, придется оставить мечту о золотых унитазах более счастливым потомкам и перестать пить кофе и бензин. На вино, сказал я, тоже повысят. Твою мать, сказал Учитель. Твою мать, сказал Добронравов. Твою мать, сказал я.
Русский народ
Что такое русский народ, говорит Добронравов. Народ, постоянно живущий в условиях дефицита всего необходимого, страха что-то потерять, быть обиженным и даже уничтоженным, ожидания худшего, боязни быть обойденным другими и т.д. и т.п. Отсюда — вечное раздражение, толкучка, злоба, нытье, толкание в спину и наступание на ноги. Постоянная готовность впасть в паническое состояние, наброситься на соседа, предать ближнего. Основа основ его психологии — слава Богу, что хоть целы пока, что хоть что-то есть, что раньше еще хуже было (или что раньше не то было, — смотря по обстоятельствам). Так о каком тут духовном единстве нации речь может идти?! А наверху вечно справляли свои государственные оргии инородцы — варяги, немцы, грузины, евреи... А свой брат, если вылезал вверх, становился для своего народа хуже варяга, немца, грузина, еврея... А когда нарождалось что-то значительное в области духа нации, шли погромы, погромы и погромы. Власти совместно с самим же русским народом до основания выкорчевали всякие попытки лучшей части русского народа выйти в народы европейские. И опять матрешки, балалайки, пляски, самовары. Смешно, сейчас русский народ вообще не пляшет (и плясал ли раньше?) и не тренькает на балалайке, а самовары имеют только иностранцы. И вообще, проблема русского народа — дохлая проблема. Пожалеть русский народ можно. Но рассчитывать на некое русское национальное самосознание как на фактор прогресса — бессмысленно. Он в прошлом, а не в будущем. А прошлое не менее печально. Мы захватили огромные территории. Насилуем половину Европы. Лезем во все страны мира. А толку что? Захватить-то мы можем. А удержаться? А освоить? Конечно, мы можем дикарей поднять до своего полудикого уровня. Но цивилизованному миру мы несем явное занижение всех лучших продуктов цивилизации, если не сказать большего. Мы заражаем мир серостью, халтурой, ленью, враньем, ненадежностью, лицемерием, коварством, пошлостью, насилием и т.д. и т.п. Это говорю я, русский человек, познавший русский народ и страдающий за его трагическую судьбу. И не мероприятиями тут можно исправить положение, а лишь изменением всей исторической ориентации народа, которая через много поколений может дать эффект. А возможно ли это? Насколько я разобрался в законах истории, историческая ориентация больших народов неизменна. Способные русские люди? Их основная цель — любыми средствами выбиться из народной трясины и заиметь какие-нибудь привилегии. Короче говоря, русский народ — удобная арена для проходимцев и материал для авантюрных экспериментов. Для коммунистических в том числе, сказал я. Для коммунистических в особенности, сказал Учитель. Всегда для коммунистических со времен Ивана Грозного, сказал Добронравов.
К стыду своему я должен сознаться, сказал я, что меня как-то не волнует судьба русского народа. Меня тоже, сказал Учитель. Но это не равнодушие, а готовность разделить судьбу своего народа, покорность ей. Мы лишены возможности влиять на нее активно, как и почти вся остальная масса народа, и нам не остается ничего иного, как с рождения усвоить психологию: будь что будет! Наш народ вверяет свою судьбу высшему руководству не потому, что верит ему и любит его, — он не верит ни одному его слову и ненавидит его, — а потому, что в силу исторически сложившихся социальных условий своего существования вынужден отчуждать свое активное начало тому, кто сумеет его захватить.
Послание русскому народу
Меж гор, лесов, полей, морей,
Меж необъятных океанов,
Без буржуев и без царей
Расти и ширьсь, страна Иванов!
Не мясом — лозунгом питай
Свою первичную натуру!
И в тесном транспорте читай
Про рай земной макулатуру!
Не в шелк — в газетный треп одень
Свое проверенное тело!
И помни, дан текущий день,
Чтоб выть «Да здрасьте» оголтело!
Славь мудрость партии вождей!
И все житейские прорехи
Вали на дефицит дождей,
На объективные помехи.
Что даром хлеб не продают
За океаном сионисты.
Покоя сзади не дают
Мао... их мать!., цзэдуинисты.
Напоминай, что мы должны Кормить задаром пол-Европы И жрут из нашей же мошны Свободолюбы эфиопы. Но ты достигнешь все равно, И, верный Ленина завету, Всепобеждающим говном Засрешь по уши всю планету.
Ум, честь и совесть нашей эпохи