Желтый дом. Том 1
Шрифт:
Странные мысли
Иногда мне в голову приходят странные мысли. Я сам им удивляюсь. Вчера, например, мы говорили с Ней о семье и детях. И я, как дважды два — четыре, доказал ей хлопотность, тщетность и бесперспективность семейной жизни и разведения детей. Она сама была полностью согласна со мной. Но «сердцем» Ей все же хотелось этих хлопот. Она готова примириться с любой неблагодарностью детей и любыми трудностями для них, лишь бы они выросли до такого состояния, чтобы проявить неблагодарность и столкнуться с трудностями. В конце концов Она сказала, что я завожу «философские» разговорчики просто из лени и трусости. И из эгоизма. И неожиданно из меня вылезла такая мысль. Если уж быть до конца откровенным, сказал я, то я хочу отомстить Им единственно доступным мне способом: я не оставлю Им своих детей. И я призываю всех, желающих мстить Им, следовать моему примеру. Пусть Их собственные дети становятся Их рабами!
Я некоторое время любовался своим «умным» ответом. Она молчала. Потом Она сказала, что я псих. А я вдруг понял, что мой ответ был не таким уж глупым. И факты подтверждают его правильность. Рождаемость в среде русского населения резко сокращается. Бездетные «семьи» встречаются все чаще, а семьи с одним ребенком — обычное явление. А
О чем ты думаешь, спросила Она. Так, сказал я. О всяких пустяках. Ты бы сбрил бороду, сказала Она. А то я так и не знаю, как выглядит твое лицо. Вдруг ты уродина! Есть у тебя фотографии без бороды? Есть, сказал я, но они у родителей. Как-нибудь принесу. А сбрить бороду не могу. Но скрываю я ею не физические дефекты, а душевные. Или, скорее, нравственные. Без бороды мне будет стыдно выйти на люди. Если откровенно, сказала Она, то ты не так уж не прав. Вот мы с мамой живем вдвоем. Отец ушел от нас. Как я поступила в институт, он сразу же и ушел. Мама зарабатывает около ста рублей. Я как молодой специалист — тоже чуть побольше ста. И мы еле концы с концами сводим. О модных вещичках даже не мечтаем. Вот эти паршивые сапоги и то стоят чуть ли не целую зарплату. А модные, заграничные... Когда мы еще с отцом жили (он что-то около двухсот рублей получал), я просила мать завести еще сестренку или братика. Она ответила, что скорее удавится, чем заведет нового ребенка. Я сейчас уже в таком возрасте, что пора бы иметь детей по идее. Но честно говорю, я боюсь пойти на это. Во-первых, я еще не видела мужчины, который мог бы, как мне кажется, стать хотя бы терпимым мужем. А быть матерью-одиночкой я не хочу. Во-вторых, я хорошо помню, чего натерпелась со мною мать. Я дважды проваливалась в университет. Но не по моей вине. Просто не было связей, и мне не ставили хорошие отметки. После второго провала мать месяц пролежала в больнице. Если ты не поступаешь в третий раз, говорила она, я покончу с собой. И мне пришлось отказаться от университета, поступить в третьеразрядный институтишко. Потом пять лет учебы. А для чего? То, что я сейчас делаю, можно делать и с восемью классами. Эта новая школьная реформа хотя бы разрушает глупые иллюзии. Люди хотя бы напрасно рыпаться перестанут. И все-таки мне хотелось бы чуточку пожить в настоящей семье. Чистая квартира. Пусть маленькая, но светлая. Вкусный обед. Веселый здоровый муж. Розовый бутуз за юбку цепляется. Что, кажется, проще?!
Увы, подумал, я, меня от одной мысли о «розовом бутузе», который цепляется за юбку (или, упаси Боже, дергает за бороду), мутить начинает.
Ты бы колготки, что ли, подарил Ей, говорит Он. А где я возьму такие бешеные деньги, говорю я. И потом, если я начну делать им всем подарки, то мне целый галантерейный магазин потребуется. Ты хвастун, говорит Он. Не так уж много У тебя их перебывало. Давай-ка посчитаем. Раз-два и обчелся! Ха-ха-а! Да знаешь ли ты, что в свое время за месяц я, случалось, имел больше; а колготки все-таки подари. Я не против, говорю я. А где их достать? И как с размером быть? И вообще, как правильно говорить — колготки или калготки? Плюнь на лингвистику, говорит Он. Ты уже заработал выговор за одну лингвистическую проблему. Купи! Ей это будет приятно. Она хорошая. Я бы на твоем месте... Молчу! У меня во время войны был случай. Ехал я после госпиталя в часть. В вагоне познакомился с девчонкой. И провел с ней первую и последнюю брачную ночь на верхней (багажной) полке. И спьяну забыл потом ее адрес и имя. Сначала смешно было. А потом всю жизнь искал. Учти мой печальный опыт. Поставь на этом точку. Я бы на твоем месте... Умолкаю! Но вообще учти! Дело не столько в том, что появляются новые соблазны, сколько в том, что самые простые радости жизни становятся все более трудно достижимыми и слишком дорого обходятся. А когда они приходят, мы не способны их узнать и оценить.
Послание павшим за
Я верю, за правое дело вы пали.
Но что бы вы сделали, если б узнали,
Что блага, за кои вы жизни отдали,
В лапы хапуг и прохвостов попали?
Источники прогресса
Всякого рода мудрецы ищут источники социального прогресса на уровне, достойном их высочайшего самомнения. Производительные силы, кибернетика, мораль, религия, борьба... Бог мой, в какие только глубины они не опускаются, на какие только высоты они не забираются! Дух захватывает! А между тем все это — бред, утешение для бездарностей и снобов. Реальные источники прогресса просты и низменны. Что это? Например — свобода сексуальных отношений среди молодежи. Не среди взрослых — у них сплошной разврат, — а именно среди молодежи. У молодежи это — образ мыслей и действий. Надежные противозачаточные средства сыграли бы тут роль во сто крат более важную, чем диссидентские происки. Или, например, сокращение числа детей в семьях до одного или до нуля. Общество людей, вышедших из единственных детей в семье и избегающих иметь своих детей, будет принципиально отличаться от общества людей, вышедших из многодетных семей. Эгоизм, тщеславие, черствость, всякие комплексы... Вместе с тем слабая защищенность и легкая ранимость. Через три-четыре поколения это скажется решающим образом.
В этот момент в мои размышления хором ворвались Он, Логик и Восточник. Какой же ты наивный, закричали они.
Через три-четыре поколения твое общество из людей, вышедших из семей с единственным ребенком, просто утонет и растворится в обществе чукчей, бурят, эскимосов, чувашей, казахов, азербайджанцев и прочих выходцев с окраин страны и из внутренних провинций. А им потом потребуется по меньшей мере сто лет, чтобы дорасти до твоих проблем. Но скорее всего, они в этом направлении расти не будут. Они предпочтут здоровый коммунизм обществу утонченных неврастеников. В твоей идее террора все-таки гораздо больше смысла. Конечно, она не столь высока, как расчет на мораль, религию и кибернетику. Но она не так и низменна, как расчет на свободу секса и единственных детей-неврастеников. Надо только придумать что-нибудь очень простое, дешевое, сильнодействующее и контролируемое. Какой-нибудь вирус, действующий в короткий срок, в ограниченном пространстве и непередаваемый от одних людей к другим. Для членов ЦК и чинов КГБ можешь сделать исключение: пусть каждый из них сможет заразить по десять соратников.
Возможно, вы правы, соглашаюсь я (а к чему спорить из-за пустяков?!). Но все-таки прогресс произойдет сам собой и весьма прозаически. А что вы скажете по поводу распространения наркотиков? Наркотики вместо российского пьянства — это явно шаг вперед. Вот послушайте!..
Ответ павших
Не за то мы сражались, мы бы сказали,
Чтобы вы нашей жертвы плоды пожирали,
А за то, чтобы снова клинки засверкали,
За нами в атаку вы вслед поскакали.
Унылая проза
На сей раз меня самого взяли, и я не смог оказать сопротивления. Потом я Ее спросил, часто ли Ей приходится вот так брать мужчину на улице и часто ли бывают срывы. Она сказала, что брать приходится не часто, а срывов почти не бывает. Я сказал, что у нас (у мужчин) как раз наоборот: брать приходится часто, а срывы регулярны. Все дело в том, что мы (бабы) умнее вас (мужиков). Мы берем в крайнем случае и берем наверняка. А вы берете без надобности и кидаетесь не на тех, на кого следует. Мужчины заражены предрассудками. Им кажется, например, что чем беднее одета женщина, чем она старее, страшнее, тем легче ее взять. А нам не до предрассудков. А все-таки срывы и у вас бывают, сказал я. Бывают, сказала Она. У меня два раза сорвалось. Один раз на жуткого зануду налетела. С виду — приличный мужчина, семьянин. А оказался таким мелким сквалыгой, что вспоминать противно. Сначала долго выяснял, не возьму ли я с него денег, так как он не захватил с собой лишних и вообще не привык... Потом стал допытываться, не больна ли я венерической болезнью. Наконец, он согласился, а у меня пропало всякое желание. Он пытался меня изнасиловать. Я дала ему по физиономии. Потом я сдалась, а он уже не смог ничего сделать. Даже плакал, говорил, что первый раз в жизни попалась такая баба, а он... Просил адресок дать. А другой раз попался красивый парень, вроде тебя. Этот сам дал мне по физиономии, отобрал сумочку и часы, снял пальто и смылся. А ты не боишься, что и я окажусь таким же, спросил я. Нет, сказала Она. Я извлекла урок из того случая и теперь не беру с собой ничего ценного.
А взяла Она меня так. Я брел, погрузившись в свои мысли. Молодой человек, услышал я довольно приятный женский голос, перепихнуться не хотите? Я растерялся от неожиданности. Я не против, пролепетал я, но где? Здесь, в подъезде, сказала Она. Может быть, лучше зайдем ко мне, предложил я. Тут близко. У меня своя квартира рядом, сказала Она. Но квартира — унылая проза. Я предпочитаю в подъезде. Так романтичнее.
Мы проторчали в подъезде часа три. Разошлись по своим домам, не спросив друг у друга имени. Кто Она? И возник ли у нее вопрос: кто Он?
Жалоба живущих
Но так уж ведется, наверно, искони:
Закроешь глаза — машут гривами кони,
Откроешь — увидишь не саблю и шпоры, —
Столы и бумаги постылой конторы.
И нету врага, нету гнева огня,
Нет сабли, нет шпор, нет лихого коня.
О Боже, как это дерьмо надоело!
О, где ты скрываешься, правое дело?!
Все-таки логика
Представьте себе такую ситуацию, говорит Учитель. Верховный Совет принял закон, согласно которому граждане СССР не имеют никаких прав. Будет этот закон правом или нет? Формальные критерии тут не годятся. Мыслима реальная правовая ситуация без фиксирования ее правил в законах. И мыслима неправовая ситуация с законами. Правила морали могут быть записаны в виде особого кодекса. Так что право и мораль надо различать по каким-то иным критериям. И тут вы, между прочим, без логического анализа основных понятий не обойдетесь. Или, например, вы узнали, что ваш друг — иностранный шпион. Выдавать его или нет? Где тут моральный и где правовой аспект? Если власти узнают, что вам известно, что ваш друг — шпион, но вы не доносите, то вас привлекут к суду — это, очевидно, правовой аспект. Но отсюда следует, что властям и без вас известно, что ваш друг — шпион, и им ваш донос не требуется. И ваше молчание подлежит лишь моральной оценке. Если же властям неизвестно, что ваш друг — шпион, отсюда следует, что им неизвестно, что вам известно, что он — шпион. Если вам известно (или вам кажется), что властям неизвестно, что ваш друг — шпион, вы оказываетесь перед проблемой: что важнее — долг перед другом или долг перед обществом? Предпочтение тому или другому не есть вопрос ни права и ни морали. Это уже вопрос идеологии. Но входит ли тот или иной элемент идеологии в сферу компетенции права или морали? Например, согласно нашей идеологии, партия имеет целью построение коммунизма. Является ли правовой акцией навязывание этой цели всему обществу? Является ли нарушением норм права и морали отказ признать эту цель в качестве своей личной цели? Таких вопросов возникает великое множество. Вопросы неразрешимые, если искать ответы на них в истории общества, в истории права и морали, в современной практике человечества. Вопросы пустяковые, если искать ответы на них в логической обработке соответствующих языковых средств. Почему так? Да потому, что логическая обработка языка дает правильную ориентацию тем, кто наблюдает факты жизни, ищет их объяснение, выясняет перспе'ктивы и возможности общества и т. д. Первый путь — путь «разглядывания» предмета стоя к нему спиной и с завязанными глазами. Второй (языковый) — путь «разглядывания» предмета стоя к нему лицом и с широко раскрытыми глазами. Вот, например, наши диссиденты говорят о нарушении прав человека в Советском Союзе. Они судят так, как в первом из указанных случаев. А видящий суть дела человек скажет: здесь нет никаких нарушений «прав человека», ибо здесь нет самих этих «прав», ибо нельзя нарушить то, чего нет. Здесь происходит нечто другое, более страшное, но более обычное и нормальное, — недопущение к существованию индивидов, чужеродных данному социальному целому.