Желябугские выселки
Шрифт:
– Лейтенант Овсянников.
Сообщает Виктор с предупредителя. Ползком пришлось. Перетащил их назад немного. Тут два камня изрядных, за ними траншейку роем. Но всё равно горячее место.
– А вообще?
– А вообще: справа на Подмаслово, наши танки два раза ходили. Вклинились, но пока стоят. По ним сильно лупят.
– Ну ладно, хватит с тебя. Возвращайся, да отдохни. Ещё ночь какая будет.
– Нет, ещё с ними побуду.
Всё-таки, других целей мал-помалу набирается. Прямо чтобы в точку- ни одной. Но по каким треугольник
А эта Искорка - тоже непоседа, пробирается на выход. Платье в поясе узко перехвачено, а выше, ниже - в полноте.
– Ты - куда?
– А посмотреть, чего там у нас разобрато. Всё хозяйство порушат.
– Да кто ж это?
– Ну да! И ваши кур лавят, - глазами стреляет.
– А где ваша изба?
Лёгкой рукой взмахнула, как в танце:
– А по этому порядку крайняя, к лозинам.
– Так это далеко, - удерживаю за локоть.
– А чего ж делать?
– Ну, берегись. Если подлетает - сразу наземь грохайся. Ещё придупроверю, цела ты там?
Порх, порх, вертляночка, по ступенькам - убежала.
Изводим ленту. Слитный гул в небе, наших и ваших. Ах, рычат, извизгивают, на воздушных изворотах, кому достанется. И ещё друг по другу из пулемётов.
Сверху, от входа, истошно:
– Где ваш комбат?
И наш дежурный линейный - сюда, в лестницу:
– Товарищ старший лейтенант! Вас спрашивают.
Поднимаюсь.
Стоит по-штабному чистенький сержант, автомат с плеча дулом вниз, а проворный, и впопыхах:
– Таащ стартенан! Вас - комбриг вызывает! Срочно!
– Где? Куда?
– Срочно! Бежимте, доведу!
И что ж? Бежим. Вприпуск. Пистолет шлёпает по бедру, придерживаю.
Через все ухабы отводка просёлочной к Выселкам. Во-он виллис-козёл стоит на открытой дороге. Подъехать не мог? Или он это мне в проучку? Бежим.
Подбегаем. Сидит жгуче-чёрный полковник Айруметов.
Докладываюсь, рука к виску.
Испепеляя меня чёрным взором:
– Командир батареи! За такую работу отправлю в штрафной батальон!!
Так и обжёг. За что?.. А и - отправит, у нас это быстро.
Руки по швам, бормочу про атмосферную инверсию. (Да никогда им не принять!
– и зачем им что понимать?) А на постороннюю стрельбу вздорно и ссылаться: боевой работе - и никогда не миновать всех шумов.
Слегка отпустил от грозности и усмехнулся:
– А бриться - надо, старший лейтенант, даже и в бою.
Ещё б чего сказал? но откуда ни возьмись - вывернулись поверх леска два одномоторных Юнкерса. И как им не увидеть одинокий виллис на дороге, а значит - начальство? Да! Закрутил, пошёл на пикировку!
А тот связной - уже в козле сзади. А зоркий шофер, не дожидаясь комбригова решения - раз-во-рот! раз-во-рот!
Так и не договорил полковник.
А первый Юнкерс - уже в пике. И, всегда у него: передние
Отпущен?
– бегу и я к себе. И - хлоп в углубинку.
Позади - взр-р-ыв!! Оглушение!
Высунулся, изогнулся: виллис у-дул! у-драпал, во взмёте дорожной пыли!
Но - второй? Второй Юнкерс - продолжил начатый круг - и прямо же на меня? Да ведь смекает: у виллиса стоял - тоже не рядовой? Или с досады, в отместку?
Думать некогда, бежать поздно - и смотреть кверху сил нет. Хлопнулся опять в углубину, лицом в землю - чем бы голову прикрыть? хоть кистями рук. Неужели ж - вот здесь?.. вот так случайно и глупо?
Гр-р-ро-охот! И - гарь! Гарью - сильно! И - землёй присыпало.
Цел?? Они-таки часто промахиваются. Шум в голове страшный, дурная голова.
Бежать! бежать, спотыкаясь по чёртовым этим ухабинам. Да ещё - на подъём.
Как бы и Выселки не разбомбили, а у нас тут все линии веером. Да и погреб ли выдержит?
Нет, отвязались Юнкерсы: там, наверху, своя разыгрывается жизнь, гоняются друг за другом, небу становится не до земли.
А от слитного такого гула - и вовсе ничего не запишешь. Иди в штрафбат.
Соседняя батарея семидесяти-шести - снимается из Выселок, перетягивают её вперёд, пожарче.
Ох, и гудит же в голове. Голова - как распухла, налилась. Да и сама же собой: ото всего напряженья этих дней, оттого, что в сутках не 24 часа, а 240.
Но сверх всех бессонниц и растёт в тебе какое-то сверхсильное настроение, шагающее через самого себя, - и даже легкоподвижное, крылатое состояние.
– Михаил Лонгиныч, отдайте мне все ленты по 415й, я сам буду искать, а вы - остальные.
Послал Митьку принести мне мой складной столик, ещё есть, сверхштатный. Поставил его близ погреба, в тенёчек под ракитой.
– Табуретку найди, из какой избы.
Притащил мигом.
Сижу, разбираюсь в лентах. Думаю.
Уставный приём: снимать отсчёты по началу первого вздрога каждого звукопоста. Но когда начала размыты, не исправишь, - научились мы по-разному. Можно сравнивать пики колебаний - первый максимум, второй максимум. Или, напротив, минимум. Или вообще искать по всем пяти колебаниям однохарактерные места, изгибы малые - и снимать отсчёты по этим местам.
Делаю так, делаю этак, - а Митька таскает ленты в погреб, на обработку. Когда треугольник в пересечениях уменьшается - Накапкин зовёт меня смотреть планшет.
Между тем 2й дивизион требует от нас корректировки. Близко справа стали ухать пушки 4й и 5й батареи.
Мы, сколько разбираем, выделяем их разрывы из других шумов и диктуем координаты. Они доворачивают - мы опять проверяем.
С 5й батареей Мягкова всё ж умудрились пристрелять и покрыть 421ю. Звонит с наблюдательного, доволен, говорит: замолчала.