Жемчужина Шелтора
Шрифт:
Когда начались бои, я откровенно скучал. Мне было совершенно не интересно, что происходит в центре зала, меня волновали только ее пальцы, лежащие в моей руке. Это было важно, единственно необходимым сейчас было касаться ее, не отпускать, каждую секунду ощущать ее рядом. Я потерял голову. Я сходил с ума по этой чужачке, но чувствовал, как в груди неравнодушно бьётся сердце. Разве я хотел этого? Чтобы какая-то мелочь имела надо мной такую власть! Но я смотрел на нее вскользь и понимал, что власть надо мной это последнее что ей нужно. Она скорее отбросит ее как что-то опасное и постарается убраться подальше.
Когда мои воины начали опускаться на колени
Под конец я уже смеялся. Я насмехался над растерянным лицом конунга и над пылающими гневом раскрасневшимися щеками Виктории, когда в который раз воин вставал перед жемчужиной. Он касалась их губ так робко, так неуловимо, но я все равно ревновал. Хорошо хоть Ирлинг не посмел участвовать, не желая пробуждать во мне гнев, но здесь и без него этого было достаточно. Тот яд сжирал меня изнутри, перемешиваясь с желанием прекратить все немедленно и утащить ее к себе. И опять оттолкнуть.
Пир подходил к концу, я попросил Шарлот проводить малышку в ее… то есть мою спальню, в которой она поселилась и бессовестно не желает признавать ее нашей. Еще не понимает, что я все решил.
А потом та ночь. Я мчался тогда как дурак, широко открыв рот в улыбке. Она ждет меня, моя Аорелия. Она сдалась. Я ласкал ее до исступления, изучал ее тело, запоминая каждый изгиб, родинку, трещинку. Все что могло рассказать о ней больше. Она была права. Я ни черта не знал о женских душах. Меня интересовали только тела, они были понятны и ясны, не требовали придумывать что-то из ряда вон выходящее. Но не она. Ее тело не покорялось, пока я не бросился в ее душу с головой. Она получала удовольствие, но только физическое, когда кончала в моих руках от оральных ласк, которым я научил ее тогда. А сейчас она хотела. Сама. Тянулась ко мне, боязливо, словно мотылек на огонек свечи. Но я уже успел пообещать себе, что сохраню ее. Буду лелеять и любить. Да, именно любить. Я даже готов был научиться, когда она шептала мое имя, сидя сверху и двигалась, скользя по моему напряженному члену. Влажная, желанная, горячая и тесная. Да, ужасно, но я решил, что буду любить ее именно в этот момент. Именно в этот момент я был уверен, что у нас все получиться. Потом утром все повторилась, и я убедился окончательно. Она моя. Моя женщина.
Но стоило только оставить ее, только шагнуть за порог как ко мне прибежала взволнованная Шарлот, пища о том, что у жемчужинки в гостях Виктория. Это было плохо. Ужасно плохо. Но я успел вовремя, и сейчас тащил скулящую девушку к ее отцу, благодаря богов, что успел вовремя. Минута промедления и… Даже думать не хочу. Грудь сдавливал дикий животный страх, застилающий глаза пеленой. От одной мысли об том, что могло произойти, в груди стянулся тугой и яростный узел отчаянья. На секунду я даже побоялся свернуть голову Виктории в тот же момент, и чтобы не совершить такую ошибку выволок ее прочь. Нет, сейчас мне нужна холодная голова. Открыв дверь я, не задумываясь, бросил ее прямо ему под ноги.
— Забирай свою тварь, и чтобы духу ее здесь не было.
— Что произошло?! — Он кинулся к дочери, замечая пятна крови на платье и порезанную кровоточащую руку.
— Она пыталась убить мою жену. Это преступление, и или я сужу ее по законам, или ты увозишь ее отсюда и забываешь о моей семье. — Сорвалось раньше, чем я предвидел реакцию, которая за ней последует.
— О твоей семье? — Вскипал конунг. — Мы твоя семья!
— Больше нет. Виктория постаралась. Убирайтесь сейчас же.
— Я не хотел доводить до этого, но ты не оставляешь мне выбора, Родерик. — Он кивнул кому то за моей спиной, но я был готов.
Дернулся в сторону и меч прошел в паре сантиметров от моей кожи, разрывая плащ. Удар локтем, сдавленный хрип и минус один.
— Лови «Синих»! — Крикнул я так громко, что казалось, мой голос даже эхом промчался по коридору, поднимая все посты, что были готовы к такому развитию событий.
Началась самая настоящая бойня. Бернир выхватил меч, и прикрываясь Викторией как щитом пошел на меня. Я не удивился, что ему совершенно не жаль дочь. Она лишь ресурс, возможность добиться желаемого, но сейчас она все проиграла и, по сути, совершенно бесполезна. Но не совсем. Все же живой щит, хоть и верещащий. Я только рыкнул.
У меня бурлила кровь, я хотел войны. Я очень долго ждал, когда конунг вступит в открытый бой и сейчас не собирался терять возможность насадить его на стальное лезвие моего меча. Бесконечная чехарда из окровавленных тел, звуки ударов и хлопков. Хорошо, что покои Аорелии далеко отсюда, и она может просто этого не слушать. Я надеялся на это. Нужно отправить кого-нибудь охранять ее. Да, сразу как найду кого-то менее занятого. Скоро все закончиться и я вернусь к ней в постель, и мы продолжим делать моего наследника. Она будет прекрасной матерью. Теперь мы будем только вдвоем. Отправлю капитана куда-нибудь подальше, избавлюсь от всех следов пребывания Виктории в этом доме и буду наслаждаться спокойной жизнью, каждое утро, входя в тело своей избранницы, горячим от предвкушения членом.
Только мысли об этом давали мне шанс продолжать. Я допрашивал, избивал, слушал хруст костей, ведомый только мыслью о том, что жемчужинка дождётся меня, и я рухну к ней в постель, прижимая хрупкую девочку к своей груди. Извинюсь за все что сделал, за все, что она видела, обязательно расскажу все от и до. И пусть она злиться, пусть выскажет мне, что я круглый идиот, только пусть останется. Я смогу доказать ей, свои чувства.
Чувства… Я влюбился. Осознание накрыло каменной плитой, придавливая к полу. Глупая улыбка растеклась по лицу, и, судя по побледневшему Бенриру — выглядело это ужасающе. Что ж, я и сам не красавчик.
Конунг молчал, но я знал, что этот трухлявый пес куда-то загнал корабли. Я хотел его флот не потому, что он бы прибавил мне кораблей в собственности, а потому что они могли напасть. Меньше всего я хотел, чтобы здесь, на Шелторе было не безопасно для нее. Моей Аорелии.
Бернир оказался крепким орешком, и даже пытка его дочери у него на глазах ни к чему не привела, он молчал, слыша, как хрустят ее кости и победно выглядывал из-под кустистых бровей. Даже когда его собственное лицо уже напоминало месиво, он молчал и я, устав, решил, что можно отложить продолжение на несколько часов и вернуться, наконец, к своей девочке, которая еще утром стала жертвой покушения. Она, наверное, переживает или вновь напугана. Захотелось прижать ее как можно сильнее и, сорвав всю одежду, окунуться с головой в поцелуй сладких мягких губ. Успокоить… Каяться в ее колени пока не прижмет своими ладошками и не зароется пальцами в волосах.