Жемчужница
Шрифт:
Смешанная с огромной любовью.
Несмотря на всё это, он всё равно любил её. Обожал и готов был боготворить, если уж на то пошло.
Но вопрос был в том, а готова ли сама Алана отдать себя обычному человечишке, запереть себя, свою мощь, свою власть ради лишь одного-единственного Тики?
Ведь никто не достоин владеть ей.
А Тики… он же не хотел владеть — он желал оберегать и защищать.
Линк тем временем презрительно выплюнул:
— И поэтому ты отдалась человеку?! — и столько гнева и непонимания было в его голосе, что Микку стало его на мгновение жаль. Потому что, если честно, он ощущал и себя на месте этого тритона, которого только что
Алана, прикрыв глаза, стояла неподвижно с несколько секунд, словно бы раздумывала над чем-то, словно бы собиралась с мыслями, словно бы пыталась себя успокоить, и вдруг бросилась вперёд, подкинутая волной.
Лави обречённо выдохнул.
Линк будто бы в страхе дёрнулся назад.
Но Алана остановилась в нескольких сантиметрах от его бледного лица и, чуть опустив голову к плечу (серебристые волосы скользнули по спине), мягко, но одновременно и снисходительно выдохнула:
— Я ничего не забыла.
И эта фраза… наверное, эта фраза заставила Тики ощутить себя… идиотом.
— Но насилие совершают не только… — на многозначительно усмехнулась, поводя пальцами в воздухе и показывая сначала на себя, а потом и на замершего Линка, — люди. И именно поэтому ты недостоин.
— Значит, — голос тритона стал совсем глухим, — это потому, что моя душа не белая? — кажется, это всерьез его уязвило, но Тики не стал судить.
Алана коротко улыбнулась и покачала головой. И даже как будто почти протянула руку к щеке мужчины, чтобы его погладить, но в последний момент просто погрозила пальцем у него перед носом.
— Твоя душа была бы потрясающе белой, Говард, — сказала она спокойно, — совсем как свежевыпавший снег. Белая и чистая… Я прекрасно понимаю твое желание защитить наш народ и отомстить, но… — здесь девушка печально поджала губы и отступила назад, — в твоей душе одна-единственная червоточина. И именно поэтому ты недостоин.
Линк медленно выпрямился, словно боялся, что за это его могут ударить или что-то еще вроде, и процедил сквозь зубы:
— А они все?! — его голос почти стал похож на рык, но Алану, казалось, вовсе он не пугал. — Все они?!
И действительно — чего можно бояться с такой огромной мощью?
Девушка ласково улыбнулась в ответ, на какой-то момент будто становясь прежней — и вдруг обернулась к Тики, окидывая его полным нежности взглядом.
Материнской нежности.
В лице ее появилась какая-то трепетная мечтательность.
— А они — сияют.
Тики почувствовал, что задыхается.
Хотел, чтобы на тебя взглянули? Хах, пожалуйста. Тебя вновь спутали с ребёнком.
Хотя почему это спутали?
Есть ли вообще вероятность, что ты, Микк, считавший себя самодостаточным и самостоятельным взрослым, с самого начала не был для неё ребёнком?
Алана впервые за это мучительно долгое время взглянула на него — и
Так был ли вообще смысл пытаться?
Был ли смысл вообще продолжать хоть что-то?
Он хотел защитить её, хотел укрыть от бед, но Алана желала решать свои проблемы сама. Он хотел любить её и оберегать, но Алана… хотела ли и Алана того же? Не было лишь это её прихотью? Мимолётной прихотью или даже последствием такого длительного заточения в одиночестве?
Девушка вновь обернулась к застывшему Линку и улыбнулась ему с какой-то смешливо-доброй ноткой. Так, как ещё не улыбалась ему за эту неделю ни разу.
— То есть… если бы не… — засипел тритон, уставившись её в ноги, словно бы боясь поднимать взгляд, и Алана, чуть усмехнувшись, однако без насмешки на лице, кивнула.
— То могло бы и получиться что-нибудь, да, — спокойно проговорила она, глубоко вздыхая и прикрывая глаза, и отвернулась от него, показывая конец разговора.
Это Тики еще больнее ударило — и на этот раз он даже точно не знал, по какой причине. Но его прямо как хлыстом по спине отходили. Напомнило ему чувство, которое он испытывал, когда попал в плен, и его избивали, силясь выбить сведения о том, где пришвартован их корабль. Тогда команда Тики везла в Империю дар от тарусинского короля в знак окончания трехлетней изматывающей войны, и об этом прознали разбойники.
Но, кажется, даже тогда так больно Тики не было.
Изу отстранился от него и рванул к раскрывшей объятья Алане, плача, смеясь и оставляя за собой шлейф из снежинок.
Только тут Микк понял, что штанина его шаровар покрыта коркой льда, и оттого у него по спине и идут мурашки. Он легко взмахнул рукой, стряхивая лед, со звоном посыпавшийся на каменные плиты, и высушивая ткань, и отвернулся.
Смотреть на Алану ему сейчас совсем не хотелось. Он боялся вновь попасться в сети ее голоса и улыбки, стать ее жертвой и игрушкой, мимолетной прихотью царевны, у которой впереди еще не меньше нескольких сотен лет.
Он не хотел этого. Он просто хотел ее защитить. Но раз уж теперь она может защитить себя сама и не может отказаться ни от одной драки — даже от той, которая грозит унижением для самого Микка — что ж…
Тики побоялся додумывать эту мысль — боялся поставить точку во всей этой странной ситуации, о которой следовало, по-хорошему, сначала подумать, а только потом уже заниматься выводами, а потому он сейчас просто уйдёт. Он ничего не скажет, не посмотрит, ничего не покажет, потому что, если честно, в это мгновение ему просто хотелось… наверное, снести к дракону весь дворец.
— Куда ты? — окликнул его Лави, трогая за плечо и заглядывая в лицо. — А…
Однако Тики его сердито перебил, чувствуя, как внутри вновь поднимается штормовой ветер, как он норовит вырваться наружу, как от злости и плохо скрываемой обиды дрожат руки:
— У меня сейчас нет никакого желания разговаривать с женщиной, которая унизила меня настолько, что даже смотреть на себя противно.
И ушёл, даже не оглядываясь на Алану. Он не хотел видеть её. Не хотел знать, что отразилось на её лице. Да и как он мог знать? Девушка, в которую он влюбился, была хрупкой жемчужиной, которая могла разбиться от любого неверного движения, которая язвила и щёлкала острыми зубами, пытаясь запугать всех вокруг, чтобы никто не притрагивался к ней. Но девушка, сражавшаяся несколько минут назад с Линком, была древней богиней — безжалостной, надменно-покровительственной, прекрасной.