Жемчужница
Шрифт:
— Как раз-таки потому, что всё это произошло, она полюбила драться ещё больше, — проговорил Мариан как-то очень спокойно, даже задумчиво, словно… подразумевал под этим что-то ещё. Словно знал, что на белом хвосте теперь лишь только шрамы. Но этого же быть не может! Тики просто уже мерещится от напряжения и усталости, не так ли? — Это логично, тебе не кажется?
Микк прикусил губу, проигрывая в памяти все то, что знал об этой девушке, и сокрушенно хмыкнул.
Кажется, царь был прав.
— Она… самоутверждается? — предположил мужчина, вскинув бровь. — Надеется,
Мариан бросил на него какой-то одобрительно-оценивающий взгляд, словно решал, стоит ли этот вопрос вообще ответа вслух, — и наконец кивнул.
— Все верно.
Так просто?
Тики растерянно хохотнул, совершенно не зная, что ему делать с этим новым осознанием, и постарался хоть немного успокоиться. В конце концов, Алана не была виновата, что такой родилась, правда? Ну, наследственность. Ну, обстоятельства. Так или иначе, он любил ее, будь она хоть жемчужницей из легенд, хоть упавшей звездой, хоть богиней.
Вот только и смириться с небрежением своими способностями все равно не мог.
— Но ведь… у нее есть я, — собственный голос показался ему безнадежно глухим и тусклым.
Царь отставил в сторону бутылку и заправил себе за ухо упавшие на лицо огненно-рыжие волосы.
— Вот именно поэтому она и ведёт себя так, — заметил он совершенно спокойно — так, словно всегда знал это. так, словно наблюдал за ними все эти дни. — Она боится потерять тебя. Поверь, все мои дети были достаточно сильны, чтобы дать отпор. Но лишь одна из них выжила. И она была не самой сильной из них всех. И даже сейчас — она слабее половины своих сестёр, — голос царя тек и тек, неожиданно звучный по сравнению с тем, что Тики слышал прежде, и густой.
Живой голос.
– …она боится, что я не справлюсь сам? — устало вздохнул мужчина, глядя себе под ноги и не смея поднять глаза.
Она боится, что я не смогу ее защитить?..
— Она боится, что любая ситуация приведёт тебя к смерти, — поправил Мариан. — Боится, что ты умрешь в одной из передряг.
Тики нервно расхохотался и вскинул голову. Нет, это просто не укладывалось в голове! Влезть в бой вот так просто — потому что боишься за человека, который одним взмахом руки может порешить целую кучу людей, просто приказав воздуху исчезнуть из их легких!
— Но все смертны, мало ли что может случиться, — забыв, с кем ведет разговор, воскликнул он. — А как же она сама?
Мариан вдруг как-то странно хмыкнул, пряча взгляд в горлышке бутылки, и глубоко вздохнул, словно бы о чём-то раздумывая. И — смотрелся в лицо Тики, вновь приковывая его к месту.
— Она же хотела уже умереть, не так ли? — спокойно спросил он, и невозможно было понять, о чём вообще мужчина думал, когда произносил это.
Микк ощутил, как воздух вдруг закончился в лёгких.
— Откуда В-вы?.. — потерянно просипел он, чувствуя, как сердце замирает на мгновение и ледяной волной падает куда-то в пятки.
Мариан, однако, был совершенно непроницаем.
— У неё нет плавников, не так ли? — продолжил спокойно забивать мужчина гвозди в крышку гроба, и Тики не мог понять в этот момент, что ему хотелось больше: дать ему
— С чего Вы это взяли? — всё же выдохнул он растерянно, и Мариан усмехнулся так, словно всё ему уже было известно.
— С опытом учишься видеть раны, которые люди скрывают, — просто пожал мужчина плечами. — А сирены ходят даже по суше так, словно у них есть плавники. Но Алана ходит… — он вдруг запнулся, и эта запинка… она объяснила Тики намного больше, чем все слова царя, сказанные раньше, — по-другому. И если это так — а это так, — то тогда неудивительно, почему она завершила битву намного быстрее, чем обычно: для русалки это позор. И значит… — Мариан глубоко вдохнул, — она явно хотела покончить с собой, — и вновь присосался к бутылке, но больше не было в этом жесте для Тики легкомысленного наплевательства. В этом жесте теперь осталось лишь обречённое отчаяние и собственное бессилие. — Кто её спас? Ты?
Тики судорожно замотал головой в ответ — потому что нет, нет, нет! — и уронил голову на ладони. Смотреть на царя было стыдно. Одно дело — если бы Алана сама ему все рассказала, но другое — если она отдала право решать Микку. Придется говорить даже о том, что сама девушка не захотела бы трогать, потому что врать… врать мужчина не считал правильным.
— Нет! Я… — не слишком-то связно выдавил он, силясь дать Мариану понять, что его дочь ни в чем не виновата, хоть и считает себя виновной. — Это из-за меня она…
Мариан недовольно цокнул языком — и еще раз предложил ему бутылку. И на этот раз Тики безоговорочно ее принял — коротко кивнул и сделал пару глотков из узкого горлышка, тут же чувствуя, как обжигает пищевод теплом.
— Расскажи, — явно усмотрев в его лице подобие облегчения, приказал царь.
И Тики заговорил.
— Мы сошли в порту… — начал он тихо. — Я, пара ребят из команды и Алана. Знакомство у нас было не особенно удачное, — здесь мужчина хмыкнул: не особенно — не то слово. — Я купил ей платье, а оно ей… не понравилось, вот и пошли выбирать вместе, потому что негоже девушке разгуливать ни в мужских штанах, ни тем более нагишом, — стиснув зубы, Микк поднялся с кушетки и прошел к одному из стеллажей, доставая оттуда еще бутылку вина и легко откупоривая пробку. — И я… я, в общем, за нею не уследил, — признался он тихо, возвращаясь на свое место и делая щедрый глоток. — Ее поймали охотники и плавники ей обрезали. Тронуть… тронуть не успели — я их нашел, но… — дальше слова застряли в горле и так и остались непроизнесенными.
«Но было поздно».
Он не стал говорить о том, каким это было ударом для всех в команде — потому что к русалке на корабле уже на тот момент успели привыкнуть, как и к ее потрясающим парусообразным плавникам. Он не стал говорить о том, каким это было разочарованием для самой Аланы, в первый же свой визит на сушу после долгих лет затворничества получившей такой «подарок».
Это все было и так, наверное, ясно. Кроме того… это было чем-то уж очень личным.
— Она мне не говорила, — разорвал воцарившееся молчание Мариан и задумчиво заметил: — Значит, ты ее оттуда вытащил…