Жена или жертва?..
Шрифт:
Я вошла в гостиную и закрыла за собой дверь. Не считая миссис Диксон, готовившей на кухне обед, я осталась с Глендой и Джезебел, и обе они казались немного сумасшедшими. При мысли о том, что в восемь вечера домоправительница уйдет, мне стало не по себе.
8
Миссис Диксон подала нам обед раньше, чем обычно, потом стремительно загрузила тарелки в моечную машину и отправилась домой. Все говорило о том, что погода портится, и она заявила, что не желает вести машину во время снежной бури.
Мы с Глендой уселись перед камином с чашками
Мы сидели в гостиной, прислушиваясь к завыванию пурги, и я представляла себе, как торчащие уши этого дома тоже напряженно ловят звуки разбушевавшейся стихии. Стекла дребезжали от сильных порывов ветра, а снег, словно песок в пустыне, издавал громкое шуршание. Дом, казалось, время от времени содрогался, как от ударов.
Гленда надела к обеду длинное шелковое платье с желтыми подсолнухами на белом фоне. Я не поднималась наверх, чтобы переодеться, потому что не хотела оставаться там наедине с ней, поэтому на мне по-прежнему был свитер и слаксы. Мне казалось бессмысленным соблюдать все светские условности по отношению к этой женщине, которая сделала все, чтобы лишить Гленна уверенности в своих силах. Я напряженно ждала его возвращения, хотя в глубине души сознавала, что надеяться на это не стоит.
— Ты недавно задала мне вопрос, — сказала Гленда, задумчиво глядя на меня. — Тебя интересовало, что так расстроило Гленна. Ты все еще хочешь знать ответ?
Я допила свой кофе и поставила чашку на низкий столик.
— Полагаю, это ты его расстроила. Но каким образом?
— Что ж, я с удовольствием расскажу тебе об этом. — Гленда уютно устроилась в уголке кушетки, как будто нам предстояла задушевная дружеская беседа. — Думаю, тебе будет полезно выслушать меня, раз уж ты вышла за него замуж. Ни Гленн, ни я не являемся полностью самостоятельными, отдельными людьми. Мы — одно существо. Я всегда знала это и принимала как данность. Но Гленн в какой-то момент перестал это признавать. У него появилась курьезная идея о том, что я, как вампир, высасываю его талант, чтобы подпитывать свой собственный, и именно это является причиной его творческих неудач. Он попытался разорвать связывающие нас нити и стать независимым от меня. Самостоятельным. Поэтому и женился на тебе. А алебастровая головка там, наверху, в мансарде, должна была послужить подтверждением его правоты.
— Но из того, что сказал твой отец, я поняла, что это очень хорошая работа.
— О, разумеется! Я с этим не спорю. Но пока я не открыла Гленну глаза, он не понимал, что по-прежнему создает мой портрет, только на этот раз из прозрачного белого алебастра, а не из черного мрамора. Прелестное юное личико принадлежит тебе, Дина, но под ним кроется моя сущность. От тебя в этой скульптуре осталось лишь нечто поверхностное, внешнее. А душа камня, то, что придает ему совершенство и делает настоящим произведением искусства, принадлежит мне — Гленде Чандлер, его сестре-близнецу.
Моим первым порывом было закричать, что это абсурд. Но что, если это и в самом деле было так? Ведь сегодня днем, разглядывая алебастровую головку, я тоже почувствовала, что в ней от меня почти ничего нет.
Я поднялась со своего
— Как скоро сюда сможет добраться снегоочиститель? — спросила я, не оборачиваясь.
— Кто знает? Иногда дороги остаются заваленными снегом по два-три дня. Наш дом находится в стороне, а снегоочиститель в первую очередь расчищает путь для школьного автобуса. Кстати, если снегопад усилится, никто не сможет добраться сюда на машине. Обычно дорогу разгребает Гленн. У нас есть небольшой снегоочиститель, которым из всей семьи умеет управлять только он. А когда Номи живет здесь одна, ей приходится обращаться за помощью к кому-нибудь из соседей-фермеров. Но сейчас здесь нет никого, кто бы позаботился об этом, поэтому мы можем оказаться отрезанными от мира до тех пор, пока не вернется Гленн.
— А ты не можешь… — начала я и вздрогнула, обнаружив, что Гленда неслышно подошла ко мне почти вплотную и теперь спокойно наблюдает за мной с насмешливым блеском в глазах, легонько потирая пальцем левую бровь.
— Возможно, я бы смогла, но стану ли я это делать? — пробормотала она. — Ты не находишь, что здесь довольно уютно, когда мы одни. Две женщины, которые испытывают привязанность к одному и тому же мужчине!
Как будто маленькие кошачьи коготки пробежали у меня по спине, начиная с затылка. Но я инстинктивно чувствовала, что не должна показывать Гленде свой страх. Это доставило бы ей слишком большое удовольствие. Она бы использовала мое смятение точно так же, как подкрадывающийся к своей перепуганной жертве леопард. Я не должна сейчас вспоминать ни о летящем прямиком в мою голову стеклянном шаре, ни о капкане, расставленном на уединенной тропинке. Мне нужно выглядеть как можно более спокойной, чтобы Гленда не догадалась, что я настороже и готова во всеоружии встретить любое действие с ее стороны.
— Мне еще никогда не доводилось наблюдать снежную бурю в деревне, — заговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. — Возможно, я пойду прогуляюсь вокруг дома.
— Подожди, — сказала она. — Сначала я хочу кое-что тебе показать. Это картина, которую я написала пару лет назад. Думаю, тебе самое время ее увидеть.
Она подошла к секретеру, открыла верхний ящик с медной ручкой, пошарила в нем и, вытащив рисунок, протянула мне. Не уверенная в том, что мне хочется его рассматривать, я все же выбрала место под люстрой, где было больше света.
Это была акварель не очень большого размера, примерно семь дюймов на десять, которая сразу же завладела моим вниманием.
Мне стало не по себе. Почему Гленда именно сейчас показала мне этот рисунок? Откуда она узнала, что я думаю о капканах и больших кошках? Неужели ненависть ко мне наделяла эту женщину сверхъестественной силой, позволяющей читать мои мысли?
Вне всякого сомнения, на рисунке была изображена Джезебел. Кошка тигровой масти, беспомощно рыча, отчаянно пыталась освободиться от рыболовной сети, плотно опутавшей ее тельце. Желтые глаза сверкали от бешенства и ужаса, уши прижались к голове, зубы оскалились. Одной лапой она, растопырив когти, пыталась разорвать сеть, а хвост, изогнутый петлей, торчал из другой ячейки.