Жена палача
Шрифт:
Я сама сняла подвязки, а потом и чулки. Ополоснула лицо, позабыв добавить горячей воды, и вспомнила об этом, только когда застучала зубами от холода. Подбросив в жаровню пару щепок, я залезла под пуховое одеяло и легла на бок, подсунув руки под щеку и свернувшись клубочком. Простыни пахли фиалками, и этот запах убаюкивал, успокаивал сердце и душу.
Прошлой осенью я уже спала в этой постели, и спала так крепко и сладко, как в доме родителей. Но всё-таки странно, что моя вторая ночь в доме палача проходит именно так. Ведь я уже замужняя дама, и мне полагается спать рядом с мужем,
Но дрёма уже сковывала веки, я моргнула раз, другой, а потом зевнула и провалилась в сон – крепкий, без сновидений.
16. Новая жизнь
Как и в прошлый раз, я проснулась и увидела, что солнечные блики скользят по стене, оклеенной бледно-желтым ситцем.
События минувшего дня и прошлой ночи припомнились мне с особой яркостью: венчание… приезд короля… гости и музыка… гадкие слова фьера Сморрета… а потом Рейнар помогал мне снять платье…
Я села в постели и огляделась. В комнате я была совершенно одна, но кто-то вылил воду из таза после моего умывания и заново наполнил кувшин чистой водой. А еще у порога стояла дорожная сумка, в которой я обнаружила два своих повседневных платья, чулки и нижние рубашки.
Было уже около десяти утра – солнце поднялось высоко, и я мысленно упрекнула себя за то, что пронежилась в кровати так долго. Умывшись и причесавшись, я оделась и выглянула в коридор.
В доме было тихо, и я на цыпочках прокралась к соседней комнате, тихонько приоткрыв двери.
Разумеется, в соседней комнате никого не было, и я втайне подосадовала на мужа, который обещал, что будет рядом.
Внизу раздалось постукивание посуды, и я поспешила спуститься. Не хватало еще, чтобы Рейнар сам готовил завтрак в первый же день семейной жизни!
Но в кухне я увидела совсем не Рейнара, а незнакомую женщину – пожилую, с мягким, простоватым лицом, в белом чепце и фартуке. Она как раз закончила промывать крупу и ссыпала ее в котелок. В очаге жарко пылал огонь, и на решетке жарился кролик, щедро смазанный маслом и посыпанный пряными травами.
– Доброе утро, - как ни в чем ни бывало поприветствовала меня женщина. – Как вам спалось, фьера Виоль? Хорошо ли вы спали?
– Благодарю, - пробормотала я, не зная, как вести себя с ней. – А где мой… где мастер Рейнар?
– С утра прибежал мальчишка, кому-то в деревне стало плохо, - доверительно рассказала женщина. – Я хотела выставить его вон – все-таки у вас медовый месяц, надо и честь знать, но Рейнар и слушать не стал – тут же отправился лечить. Такой уж он человек, фьера. Никогда никому не откажет.
Она повесила котелок над огнем и проверила жаркое.
– Каша и мясо будут готовы через полчаса, - сказала она. – Если не хотите ждать, я подам вам хлеба и сыру.
– Я подожду Рейнара, - тут же отказалась я от завтрака, хотя была ужасно голодна. – Но… кто вы такая?
– Ой, и назваться забыла! – женщина всплеснула руками и засмеялась. – Вы уж простите меня, фьера. Я, признаться, совсем от общения отвыкла. Я – Клодетт, отец Рейнара был моим братом, так что ему я вроде как тётей прихожусь.
– Не знала, что у Рейнара есть родственники… - сказала я растерянно. – Вы живете здесь? Я не видела вас раньше…
– Нет, фьера, - замотала она головой так, что оборки чепца затрепетали, как листья на ветру, - я живу в доме на опушке, это мили три отсюда. А к Рейнару я прихожу, когда надо приготовить поесть или в доме убраться. Мужчины-то к этому не слишком способны…
Вот как. Она убирает в доме. Именно поэтому дом такой чистый и уютный – чувствуется женская рука. И носки Рейнару вязала, скорее всего, она… Мне стало досадно и неловко, потому что получалось, что Рейнар женился, но привел в дом не хозяйку, а лентяйку. Ведь это я должна была позаботиться о еде для мужа.
– Я принесла свежие простыни, - продолжала Клодетт, - как сядете за стол, пойду перестелю вам постель. Я их хорошенько прополоскала и накрахмалила, так что не беспокойтесь…
– Я сама перестелю постель, - прервала я ее. – Вам не стоит так утруждать себя. Ведь я – жена Рейнара, и должна сама вести хозяйство.
Она посмотрела на меня с сомнением, и я покраснела под этим недоверчивым взглядом. Наверняка, женщина решила, что в своей жизни я только нарезала тартинки и взбивала яичный крем.
– Да-да, - сказала я немного сердито, - я вполне справлюсь сама. Умею стряпать и с уборкой справлюсь, даже не сомневайтесь. Спасибо за простыни, но с сегодняшнего дня стиркой занимаюсь я.
– Как скажете, фьера, - без особой радости пожала плечами Клодетт. – Простыни в корзине, с вашего позволения.
Корзина стояла в коридоре у порога, и я взяла ее за плетеные ручки, чтобы унести в спальню. Простыни, сложенные в корзине, походили на белоснежные сугробы, и от них пахло тонко и приятно.
– Какой приятный аромат, – не утерпела я. – Это ведь фиалки?
– Да, фиалки, - подтвердила Клодетт. – Вам нравится?
– Очень, - серьезно подтвердила я. – Что это за чудесные духи?
– Рейнар раздобыл их прошлой осенью, - сказала женщина, посмотрев на меня с усмешкой. – Как с ума сошел по ним. Но запах, и правда, чудесный. Такой освежающий… Давайте, я всё-таки вам помогу.
Как я не отказывалась, она забрала у меня корзину и унесла ее в спальню. Там мы в четыре руки перестелили постель, открыли окна, чтобы проветрить комнату, и вернулись в кухню, где уже истекал ароматными соками румяный кролик.
К этому времени мы с Клодетт уже болтали, как старые знакомые. Она с удовольствием поверяла мне тайны жизни Рейнара, а я слушала внимательно, не пропуская ни слова. Как удивительно, что можно легко сойтись с человеком, лишь поработав вместе.
- Про него все говорят, что он – чудовище, - говорила Клодетт, при помощи длинной вилки переворачивая кролика, чтобы поджарился другим боком. – Но Рейнар совсем не такой. Если бы не он, я не выжила, честно вам признаюсь, фьера. Мой муж был помощником у моего брата, их и убили вместе, и тогдашний бургомистр даже не наказал виновного. Взял деньги – вроде как штраф за убийство, и уехал из Сартена на побережье. Ни мне, ни Рейнару даже монетки не бросил. У брата были кое-какие сбережения, а мне муж ничего не оставил, а таких, как я, даже в монастырь не берут, - тут она осеклась, взглянула на меня и с преувеличенным усердием начала помешивать кашу в котелке.