Жена путешественника во времени
Шрифт:
– Генри… Ты в порядке? – Она наклоняется ко мне. – Хочешь поесть? Может, суп? У меня мясной суп с овощами… Или кофе? – Я качаю головой.– Хочешь полежать на диване? Ты болен?
– Нет, Кимми, все в порядке. Я сейчас.
Мне удается подняться на колени и затем на ноги. Шатаясь, иду в спальню и открываю шкаф Кимми, почти пустой, за исключением нескольких пар аккуратно отглаженных джинсов разных размеров, от подростковых до взрослых, и нескольких кипенно-белых рубашек – мой маленький гардероб ждет меня. Одевшись, я возвращаюсь в кухню, наклоняюсь к Кимми и целую ее в щеку.
– Какое
– Восьмое сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года. А ты откуда?
– Из следующего июля.
Мы садимся за стол. Кимми разгадывает кроссворд из «Нью-Йорк таймс».
– Что там происходит, в следующем июле?
– Холодное лето, твой сад выглядит мило. На рынке высоких технологий подъем. Тебе в январе нужно купить акции «Эппл».
Она делает заметку на коричневом бумажном пакете.
– Отлично. А ты? Как у тебя дела? Как Клэр? У вас ребенок уже есть?
– Если честно, я голоден. Как насчет супа, о котором ты говорила?
Кимми поднимается со стула и открывает холодильник. Достает кастрюлю и начинает наливать в нее суп.
– Ты не ответил.
– Ничего нового, Кимми. Ребенка нет. Мы с Клэр как раз сейчас спорим об этом. Пожалуйста, не набрасывайся на меня.
Кимми стоит ко мне спиной, яростно помешивая суп. Ее спина выражает обиду.
– Я не «набрасываюсь». Я просто спрашиваю, ясно? Просто интересно. Тоже мне.
Несколько минут мы молчим. Меня раздражает звук, с которым ложка царапает дно кастрюли. Я думаю о Клэр, выглядывающей из окна и наблюдающей мой отъезд.
– Эй, Кимми.
– Что, Генри?
– Почему у вас с мистером Кимом не было детей? Долгая пауза. Потом:
– У нас был ребенок.
– Правда?
Она наливает горячий суп в тарелку с Микки Маусом, которую я в детстве очень любил. Садится и приглаживает руками волосы, заправляя белые вьющиеся пряди в маленькую шишку на затылке. Смотрит на меня.
– Ешь суп. Я сейчас.
Встает и выходит из кухни, и я слышу, как она шаркает по ковровой дорожке, лежащей на полу в коридоре. Я ем суп. Почти доедаю, когда она возвращается.
– Вот. Это Мин. Мой ребенок. – Фотография черно-белая, изображение расплывчатое. На ней – маленькая девочка, может, пяти-шести лет, стоит напротив дома миссис Ким, этого дома, дома, в котором я вырос. На ней форма католической школы, девочка улыбается и держит зонт над головой. – Ее первый день в школе. Она такая радостная и напуганная.
Рассматриваю фотографию. Страшно спрашивать. Поднимаю глаза. Кимми смотрит в окно, на реку.
– Что случилось?
– Она умерла. До твоего рождения. У нее была лейкемия, и она умерла.
Я вдруг вспоминаю кое-что.
– Это она сидела на качалке на заднем дворике? В красном платье?
Миссис Ким оторопело смотрит на меня:
– Ты ее видел?
– Да. Думаю, видел. Давным-давно. Когда мне было лет семь. Я стоял на ступеньках, ведущих к реке, голый, и она сказала, что во двор мне лучше не входить. А я ответил, что это мой двор, но она не поверила. И я не мог понять почему. – Я смеюсь. – Она сказала, что меня ее мама выпорет, если я не уйду.
Кимми трясется от смеха.
– Ну, это точно, да?
– Да, я промахнулся на несколько лет.
– Да,–
Кимми отворачивается, исподтишка прикладывает руку к глазам. Я помню мистера Кима молчаливым мужчиной, основную часть времени проводившим в кресле перед телевизором, по которому шел спорт.
– Когда родилась Мин?
– В сорок девятом. А в пятьдесят шестом умерла. Забавно, сейчас она была бы взрослой дамой, с детишками. Может, дети уже ходили бы в колледж или уже работали.
Кимми смотрит на меня, и я смотрю ей в глаза.
– Мы пытаемся, Кимми. Мы делаем все возможное.
– Я ничего не сказала.
– Ну да.
Кимми моргает, глядя на меня, прямо как Луиза Брукс [88] .
– Эй, приятель, я тут застряла с этим кроссвордом. Девять по вертикали, начинается с «К»…
КЛЭР: Я смотрю, как полицейские ныряльщики выплывают на озеро Мичиган. Угрюмое утро, и уже очень жарко. Я стою на пирсе на Демпстер-стрит. Пять пожарных машин, три «скорые помощи» и семь полицейских машин стоят на Шеридан-роуд со включенными мигалками. Здесь семнадцать пожарных и шесть медиков со «скорой». Пятнадцать полицейских, одна из них женщина, невысокая полная белая женщина, у которой голова кажется сдавленной фуражкой; она повторяет глупые ненужные фразы, чтобы меня успокоить, и мне хочется столкнуть ее с пирса. Я ищу одежду Генри. Пять часов утра. Здесь двадцать один репортер, некоторые из них с телевидения, приехали на автобусах с микрофонами, видеокамерами, и еще люди из прессы, с фотоаппаратами. Здесь пожилая пара, болтается неподалеку, сдержанная, но любопытствующая. Я стараюсь не думать о том, что рассказал полицейский: как Генри спрыгнул с пирса, попав в луч прожектора. Я стараюсь не думать об этом.
88
Луиза Брукс (1906-1985) – кинозвезда 1920-1930-х гг., эталон женщины-вамп.
Двое новых полицейских подходят к пирсу. Они разговаривают с полицейскими, которые уже здесь, и потом один из них, постарше, отделяется от группы и направляется ко мне. У него густые усы, как носили раньше, с тонкими кончиками. Он представляется («Капитан Мичелс») и спрашивает, знаю ли я, почему мой муж решил покончить с собой.
– Ну, я не думаю, что это так, капитан. В смысле, он очень хорошо плавает, и может, он просто уплыл… в Уилмит или еще куда… – Я показываю рукой в северном направлении. – И он в любой момент может вернуться…
Капитан смотрит недоверчиво.
– Это нормально для него, плавать посреди ночи?
– У него бессонница.
– Вы спорили? Он был расстроен?
– Нет, – вру я. – Конечно, нет. – Смотрю на воду. Не уверена, но звук очень убедительный. – Я спала, и он, должно быть, решил пойти поплавать и не хотел меня будить.
– Он оставил записку?
– Нет.
Я пытаюсь придумать реалистичное объяснение и вдруг слышу недалеко от берега всплеск. Аллилуйя! Лучшее время и представить себе сложно.