Жена с хвостом
Шрифт:
— Но ведь это же неправда, — прошептала я.
— Ну должна же быть от гномов польза? — усмехнулся Вольпен, почесавшись. — Так, они что–то работают плохо… Давай, плачь!
— Зачем? — спросила я, поглядывая на кролика. А с виду безобидный.
— Затем, чтоб такой красивый домик был… Считай, ты от шока отошла, а теперь в слезы, — произнес Вольпен.
— Но они же обидятся, если узнают правду, — смутилась я, видя, как меняется фасад. Теперь дом напоминал не жуткого покойника, а выглядел вполне гостеприимно.
— Ха! Сразу видно, что ты жила
При словах «Горный Король», я вздрогнула. Давненько я его не видела.
— А почему гномы не с ним? Они же горные? — спросила я, глядя на очертания гор в тумане. — Им бы по- хорошему в горах жить!
— Много будешь знать, больше запишет писарь инквизиции, — усмехнулся Вольпен. — Считай, что их выгнали.
Я делала вид, что плачу, а гномы начинали стучать молотками еще усердней.
— Вот! — усмехнулся Вольпен, прыгая в сторону открытой двери. — Гномы еще те мастера. Они такие украшения делают, что люди за них душу готовы отдать.
— А они что? Уходить собрались? — спросила я, понимая, что меня куда–то ведут. Но я не знала куда.
— Вряд ли. Гномам вообще тяжело под открытым небом. Вот они и трезвые там почти не ходят. От свежего воздуха голова кружится. Это они в шахтах у себя наглые и искусные. А под открытым небом они маленькие и трусливые. Бегают только ночью. Днем им вообще не выносимо. Им потолок нужен. Так что вряд ли они уйдут.
Мы поднялись на второй этаж, а я не уставала любоваться красотой дома. На самом деле поместье было очень красивым. Деревянная резьба, старинные портреты, много позолоты и…
Я увидела, как маленький гномик сидит верхом на подсвечнике и натирает его так, чтобы он блестел.
— Пошли, че покажу! — потянул меня кролик и боднул дверь. В этой комнате я еще не была. Но здесь было много вещей, сваленных и сложенных в стопочки.
— Комната была закрыта, пока гномы замок не сломали.
— Ой, — прошептала я, видя игрушечную лошадку, которая стояла возле стопки книг. Здесь вообще было много игрушек.
— Это была ее комната, — полушепотом произнес Вольпен.
— Девочки? — спросила я, удивляясь, что еще не видела ее с утра.
— Да, только тише… Слышишь, — одернул меня Вольпен. Я прислушалась и услышала тихий плач.
Прокравшись, я увидела призрака, которая сидит на полу. От нее шло холодное сияние, а рядом лежала круглая рамка портрета.
— Это ты? — спросила я, видя старинный портрет на который что–то плеснули. На меня смотрела милая девчушка с кукольными локонами, круглыми щечкам и вздернутым носиком. Ее муслиновое платье было отделано дорогим кружевом, а в волосах сверкали драгоценные заколки. Обычно художники подписывают такие портреты, но здесь кто–то старательно стер надпись.
— А что? Не похоже? — спросила призрак. Вид у нее был совсем другой.
Я
— А что здесь делают все эти игрушки? — спросила я.
— Мачеха, которая была моей горничной, — послышался голос, пока я перебирала вещи. С одного портрета на нас смотрела семья. Солидный отец, высокий стульчик, на котором сидела девочка. Рядом стояла милая и красивая женщина. Она улыбалась и поддерживала девочку.
— Это мама? — спросила я, как вдруг призрак выхватила у меня портрет и посмотрела на него.
— Нет, это проклятая мачеха! — произнесла она с ненавистью. — Это она еще горничная! Это потом у нее появятся наряды, карета и балы… Я не знала маму, поэтому очень любила ее. И мне казалось, что она очень добрая…. Она рассказывала мне сказки про фэйри… Я любила их слушать перед сном… А потом она приказала собрать все мои вещи и принести сюда… Она говорила папе, что нужно уехать отсюда. Так доктор сказал. Потому что здесь все напоминает обо мне… И вещи мои не должны попадаться… Потому что папа очень переживает. И начинает плакать…
Я молчала, а у меня перед глазами стояла картина, где красивая женщина утешает безутешного мужчину: «Жизнь продолжается, нужно жить дальше!».
— Она сказала, что в доме завелся призрак. И она его видела. И именно он утащил меня, — произнесла девочка, гладя пальцами некогда красивую рамку с жемчужинками. — Отец хотел сообщить инквизиции, но мачеха убедила его просто уехать и продать поместье.
Девочка умолкла, глядя на пыльных кукол, сваленных в кучу.
— Я однажды застала няню за тем, что она скребет мой портрет. Я подошла и спросила ее, что она делает, а мачеха ответила, что пытается почисть его. Она тогда обняла меня и дала конфету, — пожала плечами девочка. Она подняла на нас глаза. — Когда вы спросили про имя, я вспомнила. Я искала его, но не нашла!
— Не переживай, — присела я рядом. Вольпен вздохнул и закатил глаза: «Я же говорил!». — Просто мачеха не хотела, чтобы тебя расколдовали… Ты не умерла. Ты просто заколдована…
— Да? — опомнилась девочка. Я смотрела на ее волосы и рубашку. — Я живая? Ты не шутишь?
— Скорее всего, мачеха тебя заколдовала. Возможно, она была фэйри, — заметил Вольпен. — А еще наша дорогая Амелия сходит в деревню и попробует выяснить, кто здесь жил. И спросит у мужа…
— Муж, — прошептала я. — Что же мы наделали!
Я подскочила, выбегая из комнаты.
— Дом, — прошептала я, глядя на красоту. Теперь она показалась мне ужасной. — А что будет, если муж приедет завтра и увидит красивый дом? Как мы его все это объясним? Он же заподозрит, что здесь вмешалась магия?!
— Вот об этом я и не подумал, — послышался голос Вольпена. — Ладно, будем надеяться, что он не приедет! А я пока смотаюсь в деревню. Гномы после работы жрут, как не в себя! Тем более с похмелья! У нас хоть шаром покати!
Кролик исчез, а вышла из комнаты, пытаясь придумать, как объяснить мужу внезапные перемены.