Жена в придачу, или самый главный приз
Шрифт:
Получалось раньше, получится и теперь. Нужно только отпустить собственные эмоции и главное — отринуть злость…
Я подумала об Олдере, сосредоточилась на тех чувствах, что испытывала по отношению к нему, и пламя, сорвавшееся с моих пальцев, было особым, не похожим на то, каким я пользовалось прежде. Никакого оружия — только идущий из самой души огонь, который этим оружием и стал. Он превратился в живой огненный клинок и вонзился в темный сгусток, уже направленный Тенаром в мою сторону.
Вспышка ослепила, раздавшийся взрыв походил на звук от множества разом взорвавшихся фейерверков. Отдача была такой силы, что я снова отлетела назад, доспехи пошли
Сперва показалось, что я лишилась слуха, но вскоре поняла, что просто наступила абсолютная тишина. Стихли даже трибуны.
Арену заполонил серый не то дым, не то туман, сквозь который я увидела невысокий силуэт. Постепенно серость расползалась, и вскоре стала различима темная скрюченная фигура, а после проступили детали. Трэй сидел на одном колене, упершись кулаком в землю и тяжело дыша. Распустившиеся черные волосы развевались на прохладном ветру, на белом лице виднелись черные следы и проступившие вены, торс покрывали мелкие ссадины. Я знала, что выгляжу не лучше. Но все же, в отличие от него, мне удавалось стоять на ногах.
Тенар медленно поднял на меня взгляд, и я, делающая шаг по направлению к нему, резко остановилась. Смотрела на него сверху вниз и ощущала, как в душе зарождаются первые ростки триумфа. Он — тот, кто преследовал меня, кто больше других желал моего проигрыша, сейчас был повержен, оказавшись обессиленным настолько, что не мог даже подняться.
Недоумение, гнев на собственное бессилие, на меня, на весь полуфинал — вот, что читалось в его глазах.
Снова подул легкий ветер, принесший давно знакомый аромат спелых яблок. Аромат из детства.
Тело мелко подрагивало, но я упорно продолжала держаться на ватных ногах, потому что знала: позволю себе упасть — подняться больше не смогу.
— Пять, — начал отсчет ведущий. — Четыре, три… два…
Я неотрывно продолжала смотреть в немигающие черные глаза. И еще до того как прозвучало заветное «один», до того как ветер прекратился, словно чего-то ожидая, до того как он взметнулся с новой силой, успела заметить произошедшую в них перемену. Чернота глаз Трэя стала абсолютной, взгляд наполнился физически ощутимой силой, кулак с вздувшимися бороздами вен ударил по земле, и та дрогнула.
В какую-то неимоверно короткую долю секунды теневой маг сорвался с места, и за его спиной появилась гигантская, движущаяся вместе с ним тень.
Сумасшедшей силы удар задел даже ведущего, спасшегося только благодаря установленному вокруг него магическому щиту.
Передо мной оказалось ничего не выражающее побелевшее лицо. Кончики черных волос прошлись по моим щекам, и глаза — все такие же черные, без малейшего проблеска света, оказались как никогда близко.
Я стояла, напрягшись до невозможного и сдерживая невероятный натиск всего одним мечом. Тем самым, что не так давно уже был использован против Трэя и принес поражение. Перед мысленным взором одно за другим мелькали лица и сцены: отец, говорящий, что выдаст меня замуж за победителя, императрица, поставившая на мою победу шесть миллионов льер, поверженный мной в первом бою Агран, а после — Най. И мама… словно сошедшая со старых снимков, улыбающаяся, поддерживающая и шепчущая, что, избирая собственный путь, я поступаю правильно. Мудрый и легендарный основатель магической гильдии, веселый и неунывающий Эгри, гениальный стилист Чука, который на самом деле гораздо глубже, чем кажется.
И Олдер — не Дирр, не Кваро, просто Олдер. Человек, которого я… люблю.
— Не проиграю, — проговорила я, чувствуя, как из глубин души вновь поднимается пламя. — Ни за что не проиграю…
На сей раз не было ни вспышки, ни грохота — ничего, только беззвучное движение объятого огнем меча и медленного исчезновения тени. Казалось, я сама превратилась в сгусток пламени, подпитываемый неудержимым стремлением двигаться вперед. Олдер прав — мне есть, ради чего сражаться, есть что доказывать, и выиграть я хочу не для того, чтобы сделать плохо кому-то другому, а для самоутверждения, самореализации, отстаивания тех прав, которые должны быть у каждого человека.
— Не проиграю! — выкрикнула я, отразила удар и, окончательно обессилив, выронила меч.
Упав, он воткнулся в землю, и рукоять блеснула под светом заходящего солнца.
— Один… — досчитал потрепанный ведущий и поднял вверх мою руку.
Один за другим, зрители вставали с трибун и складывали пальцы знаком игр. А затем аплодировали, скандировали, радовались и огорчались — огорчались те, кто болел не за меня.
Сраженный отдачей Трэй лежал, смотря в алое небо постепенно становящимся осмысленным взглядом, а я все стояла, дышала полной грудью, вдыхала пахнущий яблоками, гарью и пьянящей победой воздух, и надышаться никак не могла… Кружилась голова, наравне с усталостью в теле ощущалась необъяснимая легкость, и я почти плакала от невыразимости обуявшего меня в эти минуты счастья.
Таким был первый полуфинал четырехсотых магических игр. Для кого-то полным радости и триумфа, для кого-то — горечи поражения.
Пресекая попытки ее остановить, Тамия выскочила прямо на арену, спотыкаясь, подбежала к Трэю, опустилась рядом с ним на колени и приложила его ладонь к своей щеке.
Я отыскала взглядом Олдера, освещенного алыми отсветами заката и, смахнув все-таки выступившую слезу, улыбнулась. Кому-то этот полуфинал подарил смелость, чтобы, пусть пока только мысленно, признаться в любви…
Меня поздравляли все и поздравляли долго. Но, в отличие от многочисленных приемов, где бесконечное общение вызывало усталость, раздражение и скуку, сейчас я наслаждалась, купалась в нем и находилась в какой-то немыслимой эйфории. Проигнорировав настоятельные рекомендации лекарей хотя бы на одну ночку отправиться в лазарет, я опустошила несколько пузырьков восстанавливающего эликсира, запила таким же количеством обезболивающего и почувствовала себя бодрой, как никогда.
Из эйфории меня выдернуло лишь единожды, когда поздравить меня подошел Райн. К этому времени все, имеющие непосредственное отношение к играм, собрались в зале ожидания, журналисты обивали пороги и заглядывали в окна, но пока доступ ко мне был для них закрыт.
Когда Райн подошел и попытался меня обнять, я машинально отстранилась, чем вызвала у него искреннее недоумение. Пришлось мгновенно брать себя в руки, натужно улыбаться и ссылаться на тяжелый бой, а затем самой распахивать объятия. Иначе мое поведение показалось бы подозрительным. Правда, чуть позже я снова едва не выдала истинные чувства, но Олдер предупреждающе сжал мою руку, чем тут же отрезвил.
К слову, о трезвости. Ей на этом вечере места не было! После того как я все-таки пообщалась с журналистами (так уж и быть, после нашего с Олдером публичного поцелуя и их адекватных комментариев, чертяками звать перестану), мы переместились в гильдию, где традиционно были накрыты огромные столы. Ёдик успел перепробовать половину блюд, так что многие пирожные, фрукты и даже мясо оказались надкусанными, но когда это нас останавливало?