Жёнка
Шрифт:
Потом, ежели делать крепость для военной защиты, а не просто стенами огораживать селение, то форму она должна иметь бастионную четырёхконечную и более, потому как треугольные не имеют никакого толку, внутри не помещается достаточно народу, чтобы оборонять строение. Да и людей где они брать будут. Выделит ли князь или хан военных для сих нужд? Село небольшое, с двадцать изб, пусть в каждом по мужику. Се ж сколько они времени копать ров будут? И только копать. Ещё неплохо бы найти хотя бы плотника, который поможет возвести укрепление для вала. А ведь ещё и лес рубить кто-то должен. Кто всё делать будет? Ну ладно, местным платить не придётся, а ежели со стороны нанимать?
Можно просто земляную насыпь сделать, ведь при копке рва будет извлечено достаточно много почвы. Да и оружие какое войска собрались использовать? Не стрелами же обстреливать будут неприятеля. Есть ли у них пушки? Про военные устройства я читала, только ведь достижения какие-то должны быть за тот век, который уже книги прожили.
Не мало предстояло выяснить всего до строительства. И желательно мне самой се сделать. Понимаю, что меня могут всерьёз не воспринимать, но передавать через Бера воеводе или кто отвечает за строительство укреплений, потом ждать ответ - не дело. Придётся знаниями точных наук доказать, что я не просто баба. Надо мужа попросить устроить нам встречу с главным.
Но я ведь не смогу сама крепость построить. Ну читала я, как се делается, толку-то, опыта ж никакого. А там столько тонкостей знать надобно, да та же усадка земли разная от состава почвы может быть. Я уж не говорю о том, что без чертежей всё без толку. Да и в укладке стен я мало что мыслю.
А ещё нужно учитывать, что за нами кто-то следит. Разбили пару горшков и мисок, пока рыскали в стряпчей, невозможно так дальше жить, ведь семья ставится под угрозу. А значит, нельзя приносить чертежи в дом.
Сии соображения я высказала мужу, он погрустнел, и вновь перестал общаться. Мне кажется или его гнетёт что-то? Почему он не скажет? Голуба рядом, она ему мешает открыться? Но почему? Ведь он её любит, сама вижу, и столько времени прожил с нею? Стало обидно за неё. А ведь через лета и я так же могу ему наскучить...
Нужно узнать, отчего он голову повесил. А что тянуть быка за рога, уже почти дожали се поле, и я решила перейти к делу. Но сперва неплохо удостовериться, что я не придумываю того, чего нет.
Муж жал рожь, потом поднялся и замер неподвижно, что я восприняла как сигнал к действию.
– Голуба, ты се видишь?
– потихоньку спрашиваю первую жёнку.
Она оторвалась от связанного снопа и встала во весь рост, приложила руку к пояснице, выгибаясь немного в другую сторону. Я указала взглядом на глядящего вдаль мужа.
– Его что-то грызёт, - ответила она. При сих словах и бровью не повела. Неужели совсем не волнуется? Они ведь столько всего пережили вместе, наверняка, и трудности были, которые преодолевали бок о бок. Она его вообще любит? Или всё, что я доселе видела в ней - всего лишь ревность, привычка?
– Нет, хуже, - возразила я, мне было больно от такого безразличия, а ещё обидно за него.
– Что?
– Голуба развязала платок на голове, промокнула им лицо, после чего обратно надела.
– Гложет его что-то, - подсказала я.
– Так плохо?
– она посмотрела на него, так и стоящего в той же позе. На сей раз, правда, плечи слегка ссутулились, словно под тяжкой ношей.
– Ты пробовала с ним поговорить?
– недоумевала я.
– Сам скажет, - услышала я спокойный ответ.
Хотелось сделать ей гадость. Значит, когда она переживает, он её утешает - так и должно быть, а слова поддержки для него не положено, коли ему плохо?
Как же мне его выпытать? Я понимала, что мужчине "в таких случаях" надо побыть одному, обдумать, и он обязательно вернётся из погружения в себя. Но сейчас уже нельзя было так оставлять. Кабы беды не случилось, а то бывало и такое, что руки на себя накладывали. Не думаю, что се про мужа сказать можно, но чувство гнетущее не даёт покою мне.
– Я уже пойду, дела домашние не ждут, - сказала она громко. Муж словно очнулся от своих дум и вновь стал жать, только вместо колосьев то был воздух. Совсем плохо. Я едва дождалась, когда большуха уйдёт. Почему не хочет помогать? Или считает, что вмешиваться не стоит. Неужели я зазря переживаю?
Стоило нам остаться одним, как мне показалось, что он чуть расслабился. Что же спросить такое, чтобы он открылся мне? Тут напрямую можно, только отмахнётся ведь. Попробую задеть за больное, может вспылит, рассердится, всё одно чувства покажет, а не будет каменным истуканом.
– Бер, а ты не думал стать рисовальщиком?
– спросила в лоб. Он повернулся ко мне, и взгляд был растерянным. Я продолжила заговаривать ему зубы: - Отец не дал тебе возможности, но ведь можно не земледелием на жизнь зарабатывать. Ты ведь хорошо рисуешь, можно было б поехать на службу к удельному князю, ему ведь тоже ...
– Нет, - перебил муж.
– Зачем ты травишь мою душу?
– в его голосе был металл.
С трудом поборола готовые сорваться слёзы. Да, травлю, прости, любимый, но так надобно.
– Бер, ты себя видел? На тебя глядеть страшно. Каждый шаг с трудом делаешь.
– И что, пересилю себя, как всегда. Долг превыше всего, - обронил быстро, словно ежели бы не успел сказать, не осилил бы себя вымолвить си слова. А потом, словно себе под нос, прошептал: - Надоело всё. Я знаю, должен любить поле, землю - кормилицу нашу. А не могу. И жаль прожитых лет. Знаю, нельзя так говорить. Зачем я живу? Чтобы увеличивать население? Выполнить завет предков?
– он грустно вздохнул.