Женщина без мужчины

Скотт Джастин

— Я такая же, как мой покойный муж. Вы знали его?

— Знал, — после паузы признался художник. — Он умел хорошо говорить.

— Он не только говорил. Он занимался делом.

— Может быть. — Художник не расположен был продолжать разговор.

— Вы не рисовали его?

— Нет, я не пишу портретов. Я пишу картины.

— Какие?

— Смешные.

— Карикатуры?

Художник задержал шаг. Натали от неожиданности чуть не наткнулась на него. Он впервые взглянул на нее свысока и даже с некоторой снисходительностью.

— Наши

карикатуры не смешны. Они глупы и злобны. Смешна наша жизнь!

Художника звали Левой. Его комната в коммуналке была одновременно и мастерской. За окном возвышалась грязно-желтого цвета закопченная стена какого-то производственного здания. Грохот товарных составов и пронзительные свистки пролетающих мимо электричек напоминали о близости железнодорожной магистрали. Это был район, обитатели которого привыкли к вечному шуму, к отсутствию света и зелени. Уже с середины дня в комнате Левы наступали сумерки.

Множество холстов было повернуто лицом к стене, один холст был натянут на подрамник, загрунтован и подготовлен к работе, но кисть художника еще не касалась его. Четыре среднего размера картины висели на стене против окна. Между третьей и четвертой было пустое пространство. На каждой из картин были изображены одни и те же двое парней, только в разной обстановке. Может быть, из духа противоречия, сражаясь против унылых сумерек и серой жизни, Лева использовал яркие, бьющие в глаза цвета. Его полотна будто светились в полутьме мастерской.

— Мне очень нравится, — искренне сказала Натали.

Лева просиял от удовольствия.

— Эту серию картин я назвал «Мои мужики».

Он, разволновавшись, стал мерять шагами комнатушку из угла в угол, на ходу давая пояснения:

— «Мои мужики в очереди за картошкой!»

Длинная очередь выстроилась вдоль тротуара. В основном это были пожилые усталые женщины. «Мужики «красовались на первом плане, прижав к сердцу сетчатые «авоськи». Вожделенный вход в овощной магазин был уже рядом. Витрина его заманивала диковинными тропическими фруктами, а также арбузами, дынями и сочными гроздьями винограда. Над головами «мужиков», выражая их мечтания, в воздухе парила, как «летающая тарелка», сковорода, полная аппетитной жареной картошки.

Вторая картина называлась «Мои мужики ждут трамвай».

Опять очередь, уходящая в бесконечность за край картины. Навевающая тоску пустота улицы. «Мужики» вытянули шеи и глядели вдаль, а над ними, опять как волшебное видение, порхал в небе веселенький яркий трамвайчик с крылышками, как у бабочки.

Третье полотно было удивительно радостным. Лева назвал его «Мои мужики выстояли очередь за водкой». Комната, подобная Левиной мастерской, была озарена золотистым сиянием. Сияли и лица «мужиков», удобно расположившихся вокруг столика, на котором светилась, словно драгоценный алмаз, бутылка с водочной этикеткой. Такие же бутылки в окружении бликов, искр исполняли под потолком фантастический танец.

Четвертая картина, названная Левой «Мои мужики в очереди

за пропуском в рай», изображала «мужиков» заглядывающими сквозь решетку во двор иностранного посольства. По краям картины виднелись могучие плечи охраняющих посольство милиционеров. За спиной у «мужиков» выстроилась нескончаемая очередь. Каждый сжимал в руках пачку бумаг. Вьюга кружила над людьми, вырывала из их рук бумаги, кто-то пытался поймать их на лету, а во дворе посольства распускались роскошные цветы и стоял пустой письменный стол, над которым висела в воздухе волшебная печать с замысловатым гербом неизвестного государства.

— Смешно и грустно… — произнесла Натали. — А у «мужиков» есть имена? Это ваши друзья?

— Неважно.

— Они такие живые…

— Иван и Абрам — вас это устроит?

— Серия еще не закончена? — спросила Натали, указывая на пустое пространство между картинами.

— Закончена, — мрачно сказал художник. — Я продал эту картину.

— И как она называлась? За чем «мужики» встали в очередь?

— Там не было очереди. Там были «мужики» и девушка. «Мужики» смотрели вслед девушке, уходящей от них… навсегда.

— Кто же ее купил?

Лев отвернулся к окну и долго молчал.

— Американец, — наконец сказал он.

— Тот самый?

— Да, приятель Дины. Это Дина уговорила меня продать картину… Я сидел без гроша. Мне не на что было купить краски.

— Значит, вы не все мне рассказали о Дине?

— А вам хочется знать все? Что ж, знайте! Она бросила меня, потому что поняла, что я тряпка. Я не умею и не хочу драться за карьеру, за место наверху. Она толкала меня, пока ей не надоело. Она устала от меня, а я от нее. Ей нужен мужчина с амбициями, чтобы стать царицей, ей нужен по крайней мере царь.

Остаток дня Натали провела в обществе Ростова и его помощников. Обговорили условия проживания сотрудников «Котильона» в Ленинграде: как их встретят, где разместят. На каждом шагу возникали все новые сложности. Но самым большим камнем преткновения, как и ожидалось, стал финансовый вопрос. Натали требовала деньги сейчас, немедленно. Ей нужно было закупать меха на этом аукционе, а не ждать осени. Она также настаивала, чтобы сообщение для прессы о заключенном договоре было сделано утром в пятницу, до отлета генсека в США. Ростова от такой оперативности кидало в дрожь. Он мямлил, тянул время. Под конец, когда он пригласил ее на ужин, она отказалась:

— Придется вам поужинать в одиночестве. Вы сами виноваты, что так измотали меня. Боюсь, что я испорчу вам вечер. Отдохните от меня, а я от вас.

Она постаралась смягчить отказ шуткой. Ростов это оценил и не настаивал более. Они расстались у входа в «Асторию». Администратор вместе с ключом от номера протянул ей запечатанный конверт. У Натали перехватило дыхание. Неужели опять шифрованное послание, вновь цифры, «перлы», «плащи и кинжалы»? Запершись в ванной, она дрожащими пальцами распечатала письмо. В конверт были вложены театральный билет и записка.