Женщина, которая легла в постель на год
Шрифт:
– Давай, давай! Почему бы не разломать все мои милые вещицы! Ты просто хулиган!
– Нечего было заводить драчливую мебель, женщина! – завопил в ответ Брайан.
– Неудивительно, что Ева спятила и живет в комнате совсем без мебели! Это ты ее до такого довел!
К удивлению любовницы Брайан просочился между тесно стоящими вещами, снял с шезлонга пару коробок, лег и принялся всхлипывать.
Титания была ошеломлена такой пораженческой реакцией и воспользовалась слабиной:
– Прости, Брайан, но я не могу дальше так жить. Я хочу обустроиться
Теперь она говорила умоляющим тоном. Романтический медовый месяц вдвоем в сообщающихся сараях давно закончился, и теперь Титания ждала, что они заживут как разумная пара в комфортных условиях.
– Ты же знаешь, что мы не можем поселиться в моем доме. Ева это не одобрит, – всхлипнул Брайан.
Титания почувствовала, будто в ее голове что-то щелкнуло – включилась остервенелая турбо-ревность.
– Мне надоело слушать о Еве, и я ненавижу сараи! Я больше ни минуты здесь не выдержу!
– Отлично, вот и отправляйся домой к Гаю гребаному Горилле! – заорал Брайан.
– Ты же знаешь, я не могу пойти домой! – крикнула Титания. – Гай сдал наш дом вьетнамским фермерам-коноплеводам!
Она выбежала из сарая, промчалась по газону и ворвалась в дом.
Брайан вообразил, как Титания пробегает насквозь через дом, выскакивает на улицу и продолжает нестись по Боулинг-Грин-роуд, потом заворачивает за угол и мчится без оглядки по садам, переулкам, проселочным дорогам, вьющимся по холмам тропинкам все дальше и дальше, и дальше.
Брайан мечтал, чтобы Титания исчезла, просто исчезла.
Глава 61
Александр тихо вышел из террасированного домика матери на Джейн-стрит. Лучше ее не будить: мать бы спросила, куда он идет, а ему не хотелось ей говорить.
Он нервничал, оставляя детей на попечении бабушки – теперь она слишком ослабла, чтобы забирать их из школы, и, будучи человеком старой закалки, не проявляла сочувствия, если Томас кричал, увидев плохой сон, а Венера звала маму.
Александр крался по тротуару, а когда вышел за пределы слышимости, прибавил шагу. По прохладному ночному воздуху и слабому гнилостному запаху он чуял, что осень готовится вступить в свои права.
Улицы безмолвствовали, машины дремали вдоль бордюров.
У Александра было три мили на то, чтобы отрепетировать слова, которые он собирался сказать Еве об их отношениях. Хотя, пожалуй, сначала следует установить, а есть ли у них отношения…
Давным-давно, вернувшись из Чартерхауса с чужим аристократическим акцентом, над которым смеялась даже его мать, Александр проводил долгие часы в комнате со стареньким магнитофоном, пытаясь минимизировать свои протяжные гласные и расслабить челюсть. Он старался держаться подальше от местных уличных банд, Команды Нортенгерского аббатства и Парней из Мэнсфилд-парка. Александр задумался, представился бы мистер Дарси более или менее привлекательным глазам мисс Беннет, если бы прошелся по бальному залу с выглядывающей над поясом приспущенных мешковатых джинсов задницей с ярлыком от нижнего белья «Кельвин Кляйн»?
Александр слышал лишь собственные шаги, эхо которых отдавалось по улицам в неверном лунном свете.
Затем раздался шум приближающейся машины с несущимся из колонок на полную громкость гангстерским рэпом. Александр повернулся, чтобы посмотреть, как старенький бумер проезжает мимо. Четверо белых, коротко стриженные, накачанные. В багажнике – спортивные снаряды. Тачка остановилась прямо перед ним.
Александр подобрался и, надеясь казаться дружелюбным, поздоровался:
– Добрый вечер, ребята.
Водитель машины прогнусавил пассажиру на переднем сиденье:
– Окажи услугу, Роббо, достань из багажника ящик с инструментами, а?
Александру эти слова не понравились. Для защиты он располагал только своим армейским швейцарским ножом, но ко времени, когда отыщется подходящее лезвие…
– Что ж, засим желаю вам спокойной ночи, – сказал он. От страха его уличный акцент испарился, сменившись идеальным английским Чартерхауса.
Четверка рассмеялась, но невесело. По знаку водителя двое оставшихся пассажиров вслед за ним вылезли из машины.
– Милые косички, – похвалил заводила. – Давно их таскаешь?
– Семнадцать лет, – ответил Александр, прикидывая, сумеет ли убежать от хулиганов, хотя колени уже начинали подгибаться.
– Небось, враз полегчает, если их обрезать, а? Отхватить эти мерзкие грязные патлы, свисающие на спину.
Внезапно трое парней сбили Александра с ног, сноровисто, словно уже так делали. Один сел ему на грудь, двое других держали ноги.
Александр заставил себя расслабиться: он по опыту знал, что любое сопротивление приведет к избиению.
* * *
Он вошел в дом Евы, открыв дверь ключом, полученным из ее рук. Снял обувь и понес ее наверх вместе с отрезанными дредами.
Когда он добрался до площадки, Ева спросила:
– Кто там?
Александр тихо приблизился к ее комнате и отозвался:
– Я.
– Можешь включить свет? – попросила она.
– Нет, я хочу полежать рядом с тобой в темноте. Как раньше.
Ева подняла глаза на луну.
– Человек на луне что-то сделал со своим лицом.
– Ботокс, – предположил Александр.
Ева засмеялась, но Александр не поддался веселью.
Ева повернулась к нему и заметила, что дредов больше нет.
– Зачем ты подстригся?
– Это не я.
Ева обняла его.
Александр, одеревеневший от ярости, спросил:
– Что является самым важным человеческим качеством, которое на пользу всем людям? Даже ублюдкам, отчекрыжившим мне волосы.
Ева подумала над ответом, гладя Александра по голове, и наконец сказала:
– Доброта. Или это слишком просто?