Женщина, которая легла в постель на год
Шрифт:
– Нет, пусть будет просто доброта, я за.
* * *
Незадолго до рассвета он позволил Еве подровнять ему оставшиеся волосы. Когда она закончила, Александр вздохнул:
– Теперь я знаю, как чувствовал себя Самсон. Я уже не такой как прежде, Ева. – На какое-то время он задумался о том, что для него важно, а затем добавил: – Все мы – дураки, гении, попрошайки, отличники… Всем нам нужно любить, и чтобы любили нас. А когда любовь взаимна – аллилуйя! Если человеку удается прожить жизнь, избежав унижения, он благословенен. Я так не смог – меня унизили те, кого я даже не знаю. В дредах заключался
Из всех его соблазнительных слов – Тобаго, пляж, закат, конфетти – Ева уловила лишь одно, прозвучавшее для нее диссонансом: «нужна».
– Глупо во мне нуждаться, Алекс, – сказала она. – Я подведу тебя, поэтому будет лучше, если я устранюсь из твоей жизни.
Александр рассердился:
– Ради чего ты могла бы вылезти из постели? Ради спасения детей? На похороны матери? А может, ради чертовой сумочки от «Шанель»?
Александр не стал ждать, пока Ева увидит его слезы. Он знал ее отношение к плаксам, поэтому спустился и до рассвета сидел в саду.
* * *
Когда он уходил, готовясь к долгой дороге домой, Руби уже мыла крыльцо дезинфицирующим раствором. Увидев Александра, она радостно воскликнула:
– Новая прическа! Так вам очень, очень идет, Александр.
– Стрижка позднего лета, – тихо ответил он.
Руби смотрела вслед удаляющейся фигуре.
Александр больше не двигался легко и ловко. Со спины он выглядел сутулым мужчиной среднего возраста.
Руби хотела окликнуть приунывшего, сделать ему чашку особенно любимого им крепкого кофе. Но, решившись позвать, вдруг поняла, что никак не может вспомнить его имени.
* * *
На рассвете Ева смотрела, как небо из грязно-серого становится молочно-голубым. Птицы пели душераздирающе весело и жизнеутверждающе.
«Надо бы мне последовать их примеру», – думала Ева.
Но она по-прежнему злилась на Александра. Он не имеет права в чем-то нуждаться. Именно она нуждается в поддержке, воде и пище. Иногда ей приходилось пить воду из-под крана в санузле. График присмотра за ней сбился, так как провалы в памяти Руби становились все масштабнее.
Но на что Еве жаловаться? Ведь ей достаточно просто встать с кровати.
Глава 62
Ева лежала на спине, глядя на трещину, бегущую по потолку, словно черная река по белой пустыне.
Ева знала каждый миллиметр этой расселины – русло, затоны, причалы. Она стояла за штурвалом лодки, которая плыла по реке в поисках мира и радости для своих пассажиров. Ева видела Брайана-младшего, неподвижного, не сводящего глаз с глубин за бортом. Рядом с ним стояла Брианна, пытаясь прикурить на ветру сигарету. Александр занял место у руля, обнимая за плечи женщину-штурмана, и там же крутилась Венера, пытаясь нарисовать то, что изобразить невозможно: скорость лодки и звук, с которым киль рассекает воду. Параллельно девочка наблюдала за Томасом, пытавшимся вырвать из рук Евы штурвал.
Ева не знала, куда они держат путь. Трещина исчезала под пластмассовым потолочным плинтусом. Всякий раз на этом месте Еве приходилось разворачивать суденышко и плыть против течения и против ветра. Иногда лодка причаливала, пассажиры высаживались на берег и углублялись в пустыню, шагая по мягкому белому песку.
Но там их ничто не ждало.
На этот раз, вернувшись обратно на палубу, Ева передала рулевое колесо Брианне со словами:
– Пришел твой черед о чем-нибудь позаботиться, Брианна. Доставь-ка нас домой целыми и невредимыми.
Облака бежали по потолку, ветер дул в лица путешественников, Брианна крепко держала штурвал, следуя курсом к дому.
Глава 63
Ровно в восемь утра Еву резко разбудил жуткий шум на улице. Она села в кровати и на коленях подползла к окну. Сердце билось так часто, что стало трудно дышать.
На ветке клена стоял мужчина в защитных ремнях, плотной шляпе и сварочных очках и спиливал соседний сук электрической пилой. Ева в ужасе смотрела, как часть кроны отваливается от ствола и на веревке спускается на землю. Там другие рабочие ждали, чтобы освободить груз от веревки, откромсать мелкие веточки и скормить их грохочущему измельчителю.
Ева принялась колотить в окно и вопить:
– Прекратите! Это мое дерево!
Но на улице было так шумно, что ее голос никто не услышал. Ева приоткрыла створку, но тут же получила в лицо ошметки разлетающейся во все стороны коры и быстро закрыла окно. Лицо жгло, а потрогав щеку, Ева увидела на пальцах кровь. Затворница продолжила кричать и жестикулировать, обращаясь к рабочему на дереве. На секунду она поймала его взгляд, но мужчина тут же повернулся к ней спиной.
Еву потрясло, как быстро расчленили дерево. Вскоре от клена остался только ствол. В душе еще теплилась надежда, что дерево лишь чрезмерно обрезали, и весной следующего года оно даст молодую поросль.
Шум прекратился. Инструменты выключили. Ева видела, что сучья исчезли из дворика, а рабочие пьют чай.
Она забарабанила по стеклу с криком:
– Не трогайте ствол! Прошу, не трогайте его!
Мужчины подняли глаза и рассмеялись. Чего они от нее ждали? Приглашения подняться наверх?
Вновь заработали инструменты, и спустя короткое время ствол клена превратился в чурбаки. В комнате сделалось слишком ярко после зеленоватой тени, к которой Ева привыкла.
Ей стало холодно, хотя тело покрывал пот. Она заползла под одеяло и укрылась с головой.
* * *
Вскоре после полудня до Евы донеслись отрывочные возгласы толпы, и на уровне карниза появилась верхушка лестницы Питера. Ева поправила ночную рубашку, накинула съежившийся кашемировый кардиган, который использовала вместо халата, и машинально провела пальцами по волосам.
Питер крикнул через стекло:
– Значит, вы все еще здесь?
– Да! – воскликнула она в ответ с натужной улыбкой. – Все еще здесь.
«Почему люди так бессердечны?» – думала Ева. Неужели Питеру безразлично, что ее прекрасное дерево истребили?