Женщина, которая в Теме
Шрифт:
Девушки обступают его. Они выше его на голову, а то и на две – ладные, гибкие, загорелые, чисто выбритые во всех местах. Он не может не смотреть на них – для этого ему надо бы было закрыть глаза.
– Меня зовут Мария, – та, что увидела его первой, протягивает ладонь для рукопожатия. – А тебя?
Его правая рука прикрывает плавки. Он неуклюже пытается протянуть левую руку, но девушка улыбается, и он пытается сменить руки.
Резким движением убирает правую, дергает на ее место левую.
– Я… – начинает он.
Он не успевает ничего сделать. Его руки перехватывают. Крепко стискивают
– Ай! – тоненько пищит он. Как котенок.
И это единственный звук, который ему удается издать, потому что секундой позже он задыхается от ожога – резиновой купальной шапочкой ему шлепают по голому животу.
Дальнейшие воспоминания вспыхивают и пульсируют, как стробоскоп на школьной дискотеке.
Девушки молчат, лишь иногда чуть слышно хмыкая, растягивая губы в жутковатых оскалах, которые он в любое другое время принял бы за улыбки. Душ продолжает работать, истекая водой и паром, наполняя комнату гулким шумом. Он дергается в крепких захватах, пытается скулить, но очередной удар шапочкой по мягкому животу, белым бедрам и костлявой спине заставляет его захлебнуться воздухом и только едва слышно простонать.
Девушки улыбаются. Шапочки мелькают перед его глазами, как флажки – голубые, розовые, белые. Какие-то ударяют его со всей силы, с оттяжкой, так, что на нежной коже набухает розовый след; какие-то едва касаются, вызывая странную дрожь.
Кто-то оттягивает ему плавки. Он пытается вывернуться, сжать ноги – но чья-то рука сбоку делает резкое движение, и плавки опадают на пол мокрой тряпкой.
И тут на него обрушивается волна смеха. Девушки перекрикивают друг друга, тыча в него пальцами. Держащие руки дрожат от хохота и распинают в воздухе сильнее, до боли натягивая мышцы.
Он опускает глаза вниз. Его член съеживается, обмякая и повисая, словно его окунули в ледяную воду. Девчонки смеются, показывая пальцами размер, жалеют его, выкрикивают что-то про «членик». Его окатывает жгучая волна стыда, и внутри все сжимается.
В дверь душевой стучат – но кто-то из девчонок громко кричит, чтобы не мешали, и незваный гость, что-то ответив, уходит.
Снова повисает тишина. Егор обмякает, как за минуту до этого обвис его член, и жалобно смотрит на девчонок. Ира усмехается и подмигивает остальным.
Его тащат в душ, заталкивают в дальний угол и начинают брызгать водой, то и дело меняя температуру. Он пытается убежать, выскользнуть – но сильные руки отталкивают его обратно, каждый раз все сильнее и настойчивее шлепая по ягодицам или стискивая низ живота. В него кидают хлопья пены, и он уже задыхается от воды и мыла, барахтаясь на мокром полу, – а девушки сжимают круг.
И вот снова перед глазами начинает мелькать голубое, розовое и белое…
Последнее, что он чувствует перед тем, как потерять сознание, – это тугую горячую волну, пробежавшую от ступней до судорожного сжавшегося ануса и взорвавшуюся на кончике члена.
Когда он открыл глаза, в душевой было пусто. Лишь чуть шумел невыключенный душ, да на полу валялась голубая купальная шапочка, покрытая хлопьями пены. Он долго не мог встать на ноги – они подгибались,
Шапочку он забрал с собой.
Cherchez la femme – ищите женщину! Но если не знаете, с чего начать поиски женщины, идите в бар. Эту простую истину Петрос хорошо усвоил за годы своей карьеры: никто не знает и не видит большего, чем кабатчики. Гости баров расслабляются, теряют бдительность и выбалтывают людям за стойкой больше, чем могут себе позволить.
Бар «Гауба» был известен среди местной тусовки яхтсменов как место, обязательное к посещению: там бывали и прожженные морские волки, и те, кто просто отрывался в морских круизах от рутины. Если Ротор подцепил Фотини именно там, грех не проверить: вдруг и ему улыбнется удача, тем более других зацепок все равно нет.
Небольшое, выкрашенное в белый двухэтажное здание не манило вывесками, оно просто терялось среди похожих домиков портового квартала, так что можно было легко пройти мимо. На брусчатке под большими окнами несколько кадок с цветами, к кованой решетке примотан нехитрым замком потертый велосипед. Лишь старый штурвал, прибитый к тяжелой зеленой двери, выдавал тематику заведения.
Петрос вошел под звук корабельного колокола и тут же погрузился в приятный полумрак. Несколько посетителей встрепенулись и повернули головы на звук, но, очевидно, не нашли в новеньком ничего примечательного и вернулись к своим разговорам. Вечер только начинался, и людей было немного, да и они предпочли места за столиками. На танцпол уже вышло несколько пестро одетых девушек, видимо, они свою вечеринку начали рановато по местным меркам. Бармен – высокий бородатый грек – явно скучал, он кивнул вошедшему, продолжая лениво полировать фетровой тряпицей пивной бокал.
Петрос не спеша подошел к стойке и опустился на стул.
– Водку физ.
Бармен кивнул. Зашумел миксер, перемалывая лед. Петрос огляделся: с оштукатуренных стен на него смотрели многочисленные фотографии в простых рамках. Яхты, их владельцы, благодарные посетители, веселые компании, красивые женские лица – просто стены почета, не грех возложить цветы. Такие места гордятся не винными картами, не изобретательностью шеф-поваров, не рецептами мудреных коктейлей – нет, здесь ценят клиентуру. От этого и надо плясать.
– Пожалуйста, – бармен с улыбкой опустил стакан перед Петросом. – Вы у нас впервые?
– Да, ни разу не был в ваших краях, но именно вот этот бар мне очень рекомендовали. Даже у нас на Кипре таких нет!
Немного лести и провинциальное восхищение – отличный аперитив для удачного разговора. Детектив поднял бокал, пригубил напиток и остался доволен: идеальный баланс сладости и лимонной кислинки.
– Надеюсь, Эллада вам по душе, – Бармен улыбался радушно – заглотил наживку.
– А кому нет?! Ваша земля украла мое сердце…