Женщины Флетчера
Шрифт:
Рэйчел с удовольствием приняла ванну, приготовленную для нее Джоанной и кухаркой в маленькой комнатке на первом этаже; и когда, расчесав и обернув полотенцем мокрые душистые волосы, она села завтракать в солнечной кухне, то обнаружила, что к ней вернулся ее обычный прекрасный аппетит.
Конечно, пока Рэйчел не обзаведется собственным гардеробом, ей придется носить одежду Афины, но теперь девушка отнеслась к этому спокойно. Несмотря на свою молодость, Рэйчел уже научилась с максимальной пользой для себя приспосабливаться к существующему положению вещей и при этом продолжать жить, двигаясь к своей цели.
Позавтракав, она прихватила одну из
Некоторое время Рэйчел размышляла о странном подсознательном ощущении страха, который пронизывал все ее вполне естественные обыденные поступки. Конечно, рассудила девушка, недавние потрясения, перевернувшие ее прежде ничем не примечательную жизнь, могли расстроить нервы кому угодно. Но дело было не только в этом, и, несмотря на ясный погожий день, синь неба над головой и ароматы цветов в саду Джоаннны, Рэйчел не могла отогнать от себя дурных предчувствий.
Вздохнув, она открыла книгу и стала читать научное исследование по истории Англии девятого века. В промежутках между переворачиванием страниц пальцы девушки то и дело ощупывали миниатюрную пилу, свисающую с подаренного Гриффином браслета.
Афина О'Рили Бордо сошла с поезда в Такоме. Это был шумный, крикливый город, и она ненавидела его, но ей казалось, что двадцатимильное плавание на пароходе поможет приготовиться к неизбежным неприятностям, ожидавшим ее в Сиэтле. К тому же Афина тряслась в этом невыносимом поезде почти целую неделю, с того самого момента, как сошла на берег в Нью-Йорке; она решила, что не вынесет больше ни минуты в грохочущем замкнутом пространстве купе.
Давно привыкшая к восхищенному вниманию со стороны работяг и осторожным взглядам китайцев и не обращая на них никакого внимания, Афина распорядилась, чтобы ее чемоданы отнесли на борт парохода «Олимпия», а сама по трапу взошла на палубу.
В глубине души, однако, Афина уже не была так уверена в своей неотразимости и в собственном превосходстве над большинством окружающих ее людей.
Подойдя к поручням по правому борту, она замерла неподвижно, с поднятой головой, и стала ждать. Огромное колесо начало вращаться, с каждым движением поднимая в воздух миллионы радужных брызг. Сиэтл. Афина не могла заставить себя посмотреть в его сторону, хотя «Олимпия» с каждой минутой приближалась к городу.
Что скажут маман и папа, когда она, не сообщив о своем приезде, появится на пороге родительского дома? Вдруг они прогонят ее? Не желая думать о такой возможности, Афина устало прикрыла темно-синие глаза. Они просто обязаны принять ее: у нее не осталось денег, и ей было некуда больше деться.
А Гриффин? Редкие письма матери не оставляли сомнения в том, что он по-прежнему был другом семьи и частым гостем в величественном кирпичном доме, стоящем высоко на холме.
Афина вздохнула. В этом был весь Гриффин. В непостоянном, изменяющемся мире он воплощал в себе наиредчайший его элемент – постоянство. Его поведение было столь же предсказуемо, как движение звезд и планет на небесах. В свое время это качество в нем жутко раздражало Афину, вызывало у нее скуку. Его упрямое нежелание подчиниться воле отца и отделаться от своих надоедливых, вечно ноющих пациентов приводило ее в ярость. Многое из того, чем владел Джонас, могло принадлежать Гриффину, и он отказался от этого ради борьбы с хворями каких-то ничтожных людишек.
Однако с недавних пор это самое его свойство – непобедимая целеустремленность – стало притягивать
Афина зажмурилась и в отчаянии стиснула руками поручни. Гриффин никогда, никогда не простит ее. И все же ей надо найти какой-то способ вновь завоевать его.
Понемногу к Афине стала возвращаться свойственная ей самоуверенность – возможно, потому, что без этого качества она просто не могла существовать. Она по-прежнему одна из самых красивых женщин, которых когда-либо видел этот убогий, затерянный на самом краю света, уголок земли, напомнила себе Афина. А Гриффин всегда безгранично, бесконечно нуждался в ней. Несомненно, действуя с умом и снова всколыхнув в нем старое чувство, она сможет одержать победу над его яростной, несгибаемой гордостью.
Афина глубоко вздохнула и открыла глаза. Полагая, что являет собой средоточие всей красоты мира, она не замечала первобытного, буйного очарования земли и моря, деревьев и гор вокруг. Вместо этого она представляла себе праздник, который по ее просьбе устроит мать, свои новые наряды и страсть, которую она сумеет заново разжечь в сердце Гриффина Флетчера.
Утро уже почти перешло в день, когда «Олимпия» пришвартовалась к пристани Сиэтла, и хотя Афина чувствовала себя измотанной долгим путешествием, она была также полна надежд. Она примет ванну, переоденется, может быть, перекусит – и обретет свою обычную ослепительную неотразимость.
На берегу, так же как в Нью-Йорке и Париже, в Лондоне и Риме, светло-серебристые волосы и сверкающая улыбка Афины сослужили ей хорошую службу. Несмотря на небольшую суматоху, она без проблем нашла экипаж и сумела убедить кучера поторопиться.
Уже уверенная в предстоящем теплом приеме, Афина с нетерпением ожидала встречи со своей ласковой, заботливой матерью, с ворчливым, но безгранично любящим ее отцом. Главной их чертой, как и Гриффина, было постоянство: хотя они, вероятно, по-прежнему недовольны дочерью из-за происшедшего, любовь к ней являлась неотъемлемой частью их натур, которую не мог разрушить даже самый вопиющий скандал.
Устроившись на сиденье экипажа, Афина улыбнулась. Они никогда не изменятся, мама и папа – они всегда останутся прежними. Джоанна, унаследовавшая солидное состояние, по-прежнему будет заниматься нудной благотворительной деятельностью, не думая о том, что жить в Сан-Франциско или Нью-Йорке было бы намного увлекательнее. Джон, милый старый трудяга, станет по-прежнему лечить неблагодарных, полуграмотных пациентов, не обращая внимания на то, что его усилия редко приводят к каким-либо ощутимым результатам.
Постоянство. Афина снова улыбнулась. Гриффин настолько неизменен, что кажется высеченным из гранита – не сама ли она повторяла это много раз? Если это правда, то в его сердце по-прежнему жива любовь, неудержимая страсть, которую он испытывал к ней, жива, несмотря на его гнев и уязвленную гордость. В конце концов, любовь возникла в его сердце раньше.
Перед внушительным кирпичным домом, – который выглядел маленьким загородным коттеджем по сравнению с парижской виллой, в которой она жила с Андре,– Афина расплатилась с кучером и на мгновение остановилась на улице, любуясь надежной, практичной красотой родительского дома. Поручив кучеру доставить с пристани в целости и сохранности все ее многочисленные картонки и чемоданы и подождав, пока экипаж отъедет, Афина открыла калитку и направилась по дорожке к дому.