Женщины Флетчера

Миллер Линда Лаел

– Я не видела смысла тревожить тебя, мама. Вы были далеко – ты и папа очень волновались бы.

Джоанна покачала головой.

– Уж чего тебе всегда хватало, Афина, так это умения постоять за себя.

Уязвленная, Афина резким движением отодвинула от себя чашку с блюдцем и постаралась не дать воли злобным словам, которые буквально вертелись у нее на языке. Ей это удалось лишь частично.

– Маман, кто эта молодая женщина? Почему она живет у нас?

Теплота, прозвучавшая в голосе матери,

вызвала у Афины раздражение.

– Рэйчел – девушка Гриффина. И, я думаю, у него по отношению к ней самые серьезные намерения.

Эта новость явилась для Афины шоком; хотя она с первого момента почувствовала антипатию к Рэйчел, ей даже в голову не приходило, что эта наивная глупышка может представлять собой хоть какую-то угрозу.

– Это невозможно,– хриплым шепотом возразила она, и ее щеки неожиданно покрылись краской.

Но Джоанна кивнула:

– Нет, Афина, возможно. И в четверг или в пятницу он вернется сюда за ней – несмотря на возражения Джонаса Уилкса, Гриффин собирается забрать Рэйчел с собой в Провиденс.

Афина почувствовала себя вдвойне оскорбленной.

– С какой стати это интересует Джонаса? – осведомилась она после долгой, мучительной паузы.

Джоанна откинулась в кресле и скрестила руки. Коричневый шелк ее блузки переливался в лучах полуденного солнца, струящихся сквозь окно столовой.

– По словам Гриффина Джонас вообразил, что любит Рэйчел – как будто Джонас Уилкс вообще способен кого-то любить.

Из горла Афины вырвалось нечто нечленораздельное, прежде чем она сумела взять себя в руки.

– Ну тогда все понятно, – ты же знаешь, что Гриффин всегда поступает наперекор желаниям Джонаса. Эти двое – все равно что масло и огонь. Если Гриффин объявил о своих чувствах к этой особе, к Рэйчел, то лишь для того, чтобы подразнить Джонаса!

Джоанна, постукивая ложечкой, размешивала чай с лимоном.

– Ерунда. Чувства Гриффина очевидны, и о них всем известно. И твой отец, и я – мы оба с самого начала поняли, что он обожает Рэйчел.

– Нет,– сказала Афина, яростно мотая головой. Но Джоанна смерила ее лишенным всякого сострадания взглядом:

– Только не рассказывай мне, будто ты проделала весь путь из Парижа домой только ради того, чтобы охотиться за Гриффином Флетчером. Если это так, тебя ожидает горькое разочарование. Я уверена, что он ненавидит тебя.

Афина все еще хваталась за радужные надежды, которые лелеяла в течение последнего времени, но они вдруг стали зыбкими.

– Мне нужен Гриффин, маман, – сказала она, ощущая, как пульсирующая боль, начавшаяся в затылке, отдается в висках. – И он будет моим.

Джоанна подняла чашку приветственным жестом, граничившим с насмешкой:

– Итак, наша овечка преследует разъяренного тигра. Или наоборот, Афина?

Стиснув руки

на коленях, с дрожащей нижней губой, Афина подалась вперед:

– Ты ведь ненавидишь меня, маман, правда? Ты ненавидишь меня за то, что я опозорила твое драгоценное доброе имя!

Без предупреждения рука Джоанны взметнулась вверх и резко хлестнула Афину по лицу. В воцарившемся затем холодном молчании Афину охватило невероятное, головокружительное ошеломление. Никогда еще, даже в самые худшие моменты, мать не позволяла себе ударить ее.

Молодая женщина только начала приходить в себя, когда Джоанна безжалостно продолжала:

– Ты опозорила себя, Афина,– не меня и своего отца, не Гриффина. Себя. Далее, ты прекрасно знаешь, что я тебя не ненавижу – ты мой единственный оставшийся в живых ребенок, и, да поможет мне Бог, я очень люблю тебя. Но тебе надлежит помнить, что я, в отличие от некоторых людей, вижу насквозь все твое притворство и жеманное кокетство, Афина.

– Маман!

Но лицо Джоанны оставалось непроницаемо-твердым.

– Не надо, Афина. Рано или поздно нам всем воздастся по заслугам, причем той же монетой. Твое воздаяние может оказаться очень неприятным, моя дорогая, ибо Гриффин Флетчер ничем не заслужил такой жестокости с твоей стороны. Он всего лишь не пошел на поводу у твоего ужасающего своеволия.

– Ты говоришь так, будто почти надеешься, что меня ожидают одни несчастья,– в ужасе прошептала Афина.

– Напротив,– я надеюсь, что все обойдется. Но я не очень-то в этом уверена. Должна признать, что в лице мисс Рэйчел Маккиннон ты встретила соперницу, моя дорогая.

Афина обдумывала это совершенно непостижимое заявление матери, когда появилась сама Рэйчел, выглядевшая маленькой, испуганной и безнадежно простодушной. Ее яркие фиалковые глаза остановились на лице Джоанны:

– Я... я думаю, мне лучше вернуться к мисс Каннингем...

Не успела ее мать произнести ни слова, как Афина плавно поднялась на ноги, вся обратившись в заботу и внимательность, и обворожительно заулыбалась:

– Ну конечно ты никуда не уедешь, Рэйчел! Завтра мой день рождения, и обязательно будет званый вечер. Ты ведь не захочешь пропустить этого, правда?

Смущение этого ничтожества было истинным бальзамом для растрепанных чувств Афины. «О, Гриффин, какой же ты идиот!– подумала она.– То, что ты чувствуешь к этой женщине-подростку с фиалковыми глазками – это жалость, а не любовь».

Джоанна заговорила, внезапно причем очень резким тоном:

– Никакого праздника не будет, Афина.

Праздник состоится – Афина была абсолютно уверена в этом. Никогда, за всю ее жизнь, ни одно ее желание не оставалось неисполненным – и завтрашний праздник не будет исключением из этого правила.