Женщины-масонки

Монселе Шарль

Но мужество часто изменяло ей.

Она не рассчитала своих сил, и сил ей не хватало.

В отчаянии она остановилась на полпути и принялась тайком прикидывать время своего освобождения.

Это был тот самый день, когда Иреней с улыбкой на губах, с радостью в душе начал нижеследующий разговор.

Они гуляли в саду, окружавшем их красивый домик. Отсюда им видно было море, усеянное белыми точками – то были паруса, и черными точками – то были острова.

Они смотрели вдаль и молчали, ибо бесконечность требует тишины.

Внезапно Иреней заговорил, как человек, долго подготавливавший вступление к беседе.

– Друг мой! Как вы считаете: мой врач – серьезный человек?

– Настолько серьезный, что я не могу видеть его без некоторого страха,– отвечала Марианна.

– Значит, вы не думаете, что он способен солгать с целью поселить сладкую надежду в душе больного?

– Конечно, нет! Напротив, он всегда казался мне чересчур жестоким в своей откровенности. В моем присутствии он десять раз открыто выражал тревогу, которую внушает ему ваше состояние. Но почему вы спрашиваете меня об этом, Иреней?

Иреней смотрел на нее с улыбкой.

– Потому что сейчас доктор подал мне надежду,– ответил он.

– Надежду? – прошептала Марианна.

– По его словам, я могу выздороветь, я буду жить!

– Это правда?

– Да, Марианна, я буду жить… А знаете, кому я буду обязан этим чудом, если оно произойдет?

– Чудесному здешнему воздуху?– пролепетала она.

– Нет.

– Вашему врачу?

– Он, разумеется, припишет эту честь себе, а мы позволим ему это сделать.

– Иреней, вы неблагодарны по отношению к нему!

– О, нет! Сегодня я могу вам признаться, что я никогда не выполнял его предписаний и никогда не пил его микстур, которые вы мне наливаете своими руками!

– Как вы легкомысленны!

– Итак, вы сами видите, что не ему обязан я своим выздоровлением.

– Значит, вы обязаны им природе.

– Нет, не природе, а вам, Марианна!

Марианна покачала головой.

– Да, вам,– продолжал Иреней,– вашему присутствию, вашей дружбе!

Марианна задумалась.

Иреней взял ее за руку.

– Вы меня не слушаете?– спросил он.

– Слушаю, Иреней, слушаю!

– Я буду жить! Жить! Жить здесь, с вами! О, это такое счастье, о котором я никогда и мечтать не мог!

Марианна продолжала хранить молчание.

Вот какие мысли пронеслись в ее мозгу, когда она осталась одна:

«Иреней будет жить, так сказал врач; врач не ошибается. Иреней будет жить, и это чудо совершила я. Кажущейся любовью я хотела озарить его закат, а вместо этого я зажгла зарю. Какой злой рок тяготеет надо мной и почему мои намерения всегда внезапно искажаются? Он будет жить; но смогу ли я по-прежнему жить вместе с ним? Не дошла ли я до предела в своем обмане? У меня нет больше ни сил, ни мужества, чтобы обманывать его и дальше. Я уеду!»

Ее решение было принято немедленно.

«Я уеду! Ах, будь проклята моя судьба! Страдать или причинять страдания – с самого детства ничего иного я не знала. Иреней дорого заплатит за минуту счастья, которым он сегодня насладился. Зачем он повстречался на моем пути? Я вернула жизнь этому человеку… большего несчастья с ним случиться не могло!»

Голова ее поникла.

– Бедный Иреней! – прошептала она.

И слезы появились у нее на глазах.

– Пусть он живет, но живет один; пусть он забудет меня, если сможет. А у меня есть своя цель!

Марианна протянула руку – этот жест, должно быть, присущ был Эвменидам [51] . Эта рука, казалось, через моря указывала жертву незримым палачам.

Среди ночи Иреней де Тремеле, чей сон был очень чутким, как у всех больных, которые злоупотребляют бездействием, проснулся от еле слышного звука, больнее резанувшего его сердце, нежели его слух.

Он долго прислушивался.

Несколько склонный к галлюцинациям, он мог бы подумать, что домашние туфли Марианны сами ходят по паркету соседней комнаты.

51

Эвмениды – Тисифона, Алекто и Мегера – богини возмездия (греч. миф.).

Вскоре эти шаги, которые, казалось, умышленно заглушались, вызвали у него тревогу.

Он встал, тоже молча, но не для того, чтобы тайком узнать секреты своей подруги,– он считал, что не имеет на то права,– а для того, чтобы выйти и подышать воздухом, ибо от малейшего неприятного волнения он начинал внезапно задыхаться.

Дом, в котором они жили, стоял неподалеку от старого замка, возвышавшегося над городом. Отсюда Иреней видел, как простираются у его ног больше ста тысяч апельсиновых деревьев, которые являют собой чудо и славу Иера. А справа от него были купы сосен и оливковых деревьев.

Но в эти минуты ему было не до красот пейзажа. С балкона он увидел, как в сад скользнула тень Марианны.

Теперь он уже не только смотрел, но и слушал.

Марианна вполголоса разговаривала с той самой девушкой, которая служила у нее горничной.

– Ты сделала все, что я тебе приказала?

– Да, сударыня. Через два часа мой отец будет в лодке напротив церкви.

– Хорошо. А ты отнесла вниз мои вещи?

– Да, сударыня, мне помог Марио.

– А… он ничего не слышал?… Он ни о чем не догадывается?

– Будьте спокойны; господин де Тремеле спит крепким сном; я прислушивалась у него под дверью.

– Спасибо. Это тебе за труды.

– Ах, сударыня, вы чересчур щедры!… Побегу подожду на берегу лодку.

– Хорошо.

За время этого короткого разговора Иреней сделался бледнее самой бледной из звезд, сиявших над морем.

Слова «вещи» и «лодка» озарили его мысли тем же светом, каким, если можно так выразиться, озаряет человека сверкнувшая молния.

Тут он услышал, что Марианна, оставшаяся в саду одна, шепчет: