Женщины-масонки
Шрифт:
– Но…
– В интересах искусства, как говорят в мелодрамах. На сей раз я выхожу за рамки дозволенного и догадываюсь обо всем. Плохо ваше дело, дорогой господин Бейль! Но в конце концов я не люблю Марианну почти так же, как и вы: она заставила страдать этого доброго, этого славного Иренея, и я зол на нее. Пусть он простил ее – это его дело. Но у меня нет причин забыть свое негодование. А кроме того…
– Говорите, говорите,– сказал Филипп, видя, что господин Бланшар колеблется.
– Вы сейчас бегло познакомили меня с еще одной чертой ее характера, а эта черта никогда не вызывала у меня симпатии. Довольно и одной жертвы в жизни этой женщины! Нельзя допустить, чтобы она приближалась к ангелам. Глубокая и почтительная привязанность, которую я всегда питал к мадемуазель д'Энгранд и которую я перенес на госпожу Бейль, подсказывает мне, что мой долг – мой, как и ваш,– найти способ избавить ее от этого недостойного ее общества.
Филипп с искренним волнением пожал ему руку.
– Итак, рассчитывайте на меня,– сказал господин Бланшар.– Я поговорю с Гедеоновым сегодня вечером, самое позднее – завтра. Я его вдохновлю, я напомню ему о Фалькон [75] . Вы правы: необходимо, чтобы Марианна отправилась в путешествие.
– Это возможно?
– Это будет очень трудно; ну что ж! У Гедеонова есть привилегии, преимущества. Он скажет себе: «Похитим ее!» – и он ее похитит. Представитель аристократии чего-нибудь да стоит!
75
Мари Фалькон (1812-1897) – французская певица.
– Спасибо, спасибо, господин Бланшар!
– Ну, а вы-то, конечно, знаете, где сейчас Марианна?
– Нет.
– Это очень важно, и вы должны узнать об этом.
– Я спрошу, я поищу…
– Хорошо,– сказал господин Бланшар и, с удовлетворением потирая руки, прибавил:– ну, ну! Если я сделаю так, что из Парижа исчезнет женщина, это развлечет меня на несколько дней.
– Как вы меня обяжете! Как я буду вам благодарен!
– Не сомневаюсь в этом, но… подождите немного с изъявлениями благодарности: мы имеем дело с сильным противником.
– Кому вы это говорите! – прошептал Филипп.
Пока они разговаривали, прошло около часа.
– Боюсь, что я злоупотребляю вашим временем,– сказал господин Бланшар.
– Вот видите, сколько иногда выигрывает тот, кто бредет куда глаза глядят,– отвечал Филипп.
– Вы правы, и я надеюсь, что мы сюда еще раз совершим прогулку.
– Когда вам будет угодно.
– Где смогу я снова увидеться с вами?
– Где хотите – в Клубе, у вас…
– Ну а если мне понадобится что-то срочно вам сообщить?
– Так вы мне напишете, черт возьми!
– Куда же я вам напишу?
– Да, верно…
– Ах, черт! Я и не подумал об этом! – громко воскликнул господин Бланшар.
– Где вы живете? – спросил Филипп, полагая, что он не расслышал.
– Я нигде не живу.
– Я, конечно, не так выразился. Ваш адрес?
– Честное слово, на этот вопрос мне ответить весьма трудно.
– Я был нескромен?
– Отнюдь нет! Просто мне нелегко сказать вам, что я этого и сам не знаю.
– Вы этого не знаете? – с улыбкой переспросил Филипп.
– Честное слово!
– Что ж, вы правы: я и забыл, что вы весьма хитроумно проложили себе в жизни независимый и совсем особенный путь.
– О, я знаю, что меня считают фантазером, а частенько и смешным чудаком, тогда как на самом деле я только следую простой логике.
– Однако, господин Бланшар, человек, который не знает, где он живет, и это при том, что он обладает большим состоянием…
– …похож на сумасшедшего, хотите вы сказать?
– Нет, всего-навсего на человека эксцентричного.
– Поймите, господин Бейль: нельзя сказать, что у меня нет крыши над головой, как у отлученного от церкви в средние века.
– Вы, вероятно, живете в некоей таинственной бонбоньерке, которую ваши предки спрятали под гирляндами роз и пучками жимолости, которую они окружили волчьими капканами и которую огородили железным частоколом в самом сердце Сен-Жерменского предместья. И мне это, конечно же, нравится.
– Все это далеко от истины. Мои предки, коль скоро вы соблаговолили упомянуть об этих достойных людях, действительно оставили мне три или четыре дома; по крайней мере, так уверяет нотариус, который ведет мои дела. Но я даже не знаю, в каких предместьях и на каких улицах эти дома расположены, и Боже меня сохрани и помыслить о том, чтобы поселиться в одном из них!
– Вы, стало быть, предпочитаете наши большие роскошные отели и полный комфорт, который они предоставляют постояльцам?
– Час от часу не легче!– вскричал господин Бланшар.– Чтобы я поселился в отеле? Чтобы я отдал себя в руки незнакомым людям? Жил в комнатах с незнакомыми мне замками? Спал на постели, чьим продажным гостеприимством во все времена пользовались эмигранты? Расположиться на ночь и просыпаться от шума то у себя над головой, то у себя за стеной!… Господин Бейль, вы об этом не подумали.
– Господин Бланшар, но ведь человек должен жить либо у себя дома, либо в каком-либо другом месте. Третьего не дано.
– Иного я от вас и не ожидал. Так вы считаете, что третьего не дано? А я нашел это третье место!
– Я не могу вам не верить, но мое изумление…
– Не знает границ. Да, да! Однако потерпите немного.
– Хорошо!– сказал Филипп.
– Меньше чем через пять минут вы, раз вам так угодно, увидите, где я живу… сегодня.
– А-а!
– Но я не ручаюсь, что вы узнаете, где я буду жить завтра.
– Признаюсь, что мое любопытство достигло предела!…
Они шагали до тех пор, пока не дошли до проспекта Мариньи.
Нам известно, что в былые времена этот широкий проспект привлекал к себе бродячих акробатов и хозяев бродячих зверинцев; в определенные времена года они располагались здесь с громким шумом.
Но теперь здесь стоял только один экипаж.
Правда, этот экипаж был громадных размеров – такие экипажи служат для перевозки целых семейств наездников и ярмарочных силачей. Тонкая струйка дыма, выходившая из черной трубы, говорила о том, что в этом экипаже кто-то живет.