Жернова. 1918-1953. Книга восьмая. Вторжение
Шрифт:
– Оставайтесь, Иван Емельянович. Постарайтесь остаться живым.
– Прощайте, товарищ капитан второго ранга, – произнес боцман Курылев, затем подошел к каждому из своих бывших матросов, каждого обнял, обнял Одноухова, отступил на несколько шагов, поклонился в пояс остальным: – Прощайте, братцы! – и, повернувшись, быстро зашагал навстречу собачьему лаю.
Едва он отошел шагов на тридцать, сорвался с места Одноухов и, ни слова не говоря, кинулся догонять боцмана. Пивоваров хотел было остановить парня, но передумал:
– Вот что, товарищи, – заговорил Пивоваров, когда боцман и Одноухов скрылись из виду. – Всем уйти не удастся. Боюсь, что одна часть немцев идет по следу, другая объехала нас стороной и поджидает впереди. Давайте расходиться. Часть налево, часть направо. Затем через сто-двести метров расходимся веером. Кто-то вперед, кто-то в сторону, кто-то назад. Авось, кому-то повезет…
Но люди стояли и не уходили.
– Чего вы ждете? Чтобы немцы взяли нас всех разом? От них ни топором, ни вилами не отобьешься.
– Мы понимаем, товарищ командир, – начал пожилой красноармеец, тот, что дал Пивоварову свою гимнастерку. – Но как же так? Шли вместе, а теперь порознь? На людях и смерть красна, а в одиночку-то худо.
– Идите по двое, идите по трое. Но не больше. Нет у нас другого выхода, товарищи дорогие. Нету! – повысил голос Пивоваров. – Приказываю разойтись.
Отошел в левую сторону один, за ним другой, третий. Четвертый свернул направо, туда же сразу несколько человек. Еще минуту некоторые не решались, в какую строну податься, но затем, махнув рукой, и остальные растворились в чаще леса. Остались одни моряки да интендант третьего ранга Приходько.
Сзади громко ударил выстрел.
– Ну что ж, раз такое дело, нам остается идти только прямо, – сказал Пивоваров: он уже не чувствовал себя вправе командовать этими людьми. Если они решили остаться с ним, это их выбор.
Тропа стала заворачивать влево, то есть уходить на север. Пивоваров остановился, раскрыл карту: по карте выходило, что никакого поворота быть не должно. Видимо, тропа обходит какое-нибудь болотце, а дальше снова повернет на восток. А может быть, он зря распустил людей? Может, немцев впереди нет и не предвидится?
Сзади продолжали стрелять. В основном из винтовок, но иногда протрещит автоматная очередь. На минуту станет тихо, затем снова выстрел и снова стрельба. И с каждой минутой все глуше и глуше, отодвигаясь все дальше и дальше. А потом выстрел – и тишина.
Все стали. Вернее, стал Пивоваров, а за ним остальные. Слушали, но ничто не нарушало живую тишину леса.
Пивоваров тронул рукой спутанные волосы и опустил голову. Интендант третьего ранга снял солдатскую пилотку, двое матросов – раздобытые в лесничестве картузы. Так постояли несколько мгновений, затем пошли дальше.
И вдруг сзади снова выстрел.
– Вот! – обрадовался корабельный сигнальщик Тимохин. – А мы уж и того… – И засмеялся дребезжащим смешком.
Ему никто не ответил, но пошли быстрее. Даже интендант, все время отстающий и догоняющий группу с большим усилием.
Выстрелы не повторились. И каждый подумал, что вот это и был конец боцмана Курылева. И Одноухова, скорее всего, тоже.
Однако собачьего лая не слышно: то ли немцы прекратили преследование, то ли им еще догонять и догонять.
Вскоре стало понятно, почему тропа повернула на север: она обходила небольшое лесное озеро с топкими берегами. Лес начал редеть, пошли тонкие березки да осинки, болотные кочки, осока, камыш, а потом вдруг открылось широкое поле, а на нем два грузовика, броневичок и немцы.
Пивоваров, идущий первым, даже еще и не увидел их, а только услыхал что-то враждебное живому говору леса, продолжая двигаться по инерции, а уж потом увидел – и присел от неожиданности. И все присели тоже.
Но их все-таки заметили.
Послышался галдеж, резкие команды, прозвучали первые выстрелы, затем забубнил крупнокалиберный пулемет, и пули стали швыркать над головами, срезая ветки и верхушки березок и осин.
Первое побуждение – бежать назад. И они побежали. Только шагов через двести-триста поняли, что назад – это к тем немцам, которые идут сзади. Передние без всякой команды свернули резко на северо-запад. Всё сосны, сосны да застывшие песчаные дюны, покрытые травой, брусникой, черникой, толокнянкой, в иных местах папоротником и густыми зарослями можжевельника.
Лай собак все ближе и ближе. А дышать уже нечем. И ноги поднимать все труднее, и пот заливает глаза. Пивоваров некоторое время бежит сзади, но затем криком останавливает людей и выходит вперед. Не потому, что самый выносливый, а потому, что его место впереди, и никто из матросов больше не решается обогнать капитана второго ранга.
Но уже кто-то начинает отставать. Пропал из виду интендант.
– Рассыпайтесь! – прохрипел на ходу Пивоваров.
Через минуту оглянулся – сзади лишь сигнальщик Тимохин. В руках у него заостренный кол. У самого Пивоварова – железная полоса. Кажется, кто-то в последний момент сунул ее ему в руку.
Еще через какое-то время выскочили на просеку, а там люди в гражданском. С вилами, палками. Увидели Пивоварова с Тимохиным, засвистели, заулюлюкали, побежали навстречу и наперерез, все здоровые, прут по лесу словно лоси – не убежишь.
Пивоваров остановился и повернулся к ним лицом, сжимая в руке почти бесполезную железку. И Тимохин остановился и встал рядом, выставив вперед кол.
Подбежало человек восемь, окружили, но близко не подходят, переговариваются, хохочут. Иногда кто-нибудь сунет вперед вилы, сделает выпад, но не серьезно, а попугать и поиздеваться.