Жертва судебной ошибки
Шрифт:
Дюкормье:
— Что вам на это сказать, графиня? Ведь многие почтенные люди ошибались вместе со мной насчет герцога, поэтому мне следует извинить. Кроме того, в то время как я имел честь видеть герцога, ни по его поведению, ни по его прекрасным отношениям с несчастной женой нельзя было думать, что он когда-либо сделает нечто подобное… если предположить, что он совершил это преступление… потому что, мы уж знаем, хотя бы по Марии Фово, как человеческое правосудие способно ошибаться.
Сэр Чарльз Гумпрэй:
— Вы, граф, сомневаетесь в виновности герцога? А его признание?
Дюкормье:
— Ах! Боже мой! Адмирал, я всегда считаю лучшим сомневаться в дурном. И, наконец, Мария Фово ведь также призналась, однако теперь известно, что она невиновна. Я, конечно, не хочу этим уменьшить ужасное преступление герцога, потому что оно наносит новый, страшный удар моему почтенному покровителю, князю де Морсену.
Принц:
— Боюсь, дорогой граф, как бы ваша нежная и благородная привязанность к несчастной семье не подверглась еще новым жестоким испытаниям…
Дюкормье (уныло):
— Я, ваше высочество, также этого опасаюсь.
Принц берет Дюкормье под руку, отводит его к окну и говорит ему вполголоса:
— Ну, дорогой граф, ободритесь. Мы постараемся утешить вас. Теперь я почти уверен, что вы будете аккредитованы при нашем дворе.
Дюкормье:
— Что я слышу, ваше высочество?
Принц:
— Когда я утром шел пить воды, мне подали длинную депешу от барона фон Сюблов. Те драгоценные сведения насчет Шлезвиг-Голштинии, что вы добыли от графини Мимеска после приезда барона Гердера в Баден, произвели чудо. Король, мой брат, прямо написал вашему государю, прося его оказать ему любезность — назначить вас посланником к нашему двору.
Дюкормье (в упоении гордости):
— Ах, ваше высочество! Зачем я не могу всецело отдаться счастью, восторгу от такой нежданной милости.
В эту минуту с шумом открывается дверь салона. Все присутствующие оборачиваются с удивлением и видят высокого, смуглого, с длинными седыми усами человека; на нем синий запыленный сюртук, но по выправке видно, что он военный. Лицо у незнакомца зловещее.
На секунду он останавливается на пороге, как бы желая унять волнующие его чувства. Потом он выступает вперед, обводит вопросительным, мрачным взглядом все общество и говорит глухим, угрожающим голосом:
— Г-н Дюкормье здесь, я знаю! Пусть он покажется!
LVII
Голос и физиономия неизвестного так грозны, что его приход повергает всех на минуту в изумленное молчание. Дюкормье охватывает невольный ужас, хотя он и не знает вошедшего; он видит, что все смотрят на него и ждут ответа на вызов, и в то же время чувствует, что не может произнести ни звука.
Неизвестный (делая шаг вперед, говорит глухо):
— Г-н Дюкормье находится здесь? Выйдет ли он, наконец?
Полковник Бутлер (быстро подходит к незнакомцу и говорит вполголоса):
— Милостивый государь, хотя этот салон — общественное место, но я должен вас предупредить, что здесь находится его королевское высочество наследный принц и что приличие требует…
Незнакомец:
— Я желаю видеть не наследного принца. Я спрашиваю г-на Дюкормье. Где он?
Дюкормье (выходя вперед):
— К вашим услугам, милостивый государь.
Незнакомец:
— Я отец Клеманс Дюваль!
(Дюкормье с выражением ужаса на лице отскакивает назад, холодный пот выступает у него на лбу. Все присутствующие предчувствуют грозное объяснение и невольно встают со своих мест. Принц не слыхал слов полковника Дюваля и поэтому, ничего еще не подозревая, подходит к Анатолю, как бы желая защитить его. Графиня Дюкормье, вне себя от удивления и тревоги, также становится рядом с мужем. Анатоль стоит в оцепенении с опущенной головой.)
Полковник Дюваль (бросаясь на Дюкормье):
— Посмотри мне в лицо, негодяй!
Принц:
— Милостивый государь, я не знаю, кто вы такой, но я, не как принц, а просто как человек, объявляю вам, что не потерплю подобного обращения с графом Дюкормье! Это человек, которого я уважаю и люблю.
Полковник Дюваль (помолчав):
— Действительно, это может быть; и должно так быть. Лицемерие этого чудовища равняется его подлости. Но теперь маску долой! (Принцу.) Вы спрашиваете, принц, кто я? Я отец молоденькой девушки, которую я оставил чистой, как ангел. (С усилием.) Она приговорена к каторжным ра-ботам за убийство своего ребенка.
Принц (с удивлением):
— Великий Боже! Следовательно, вы полковник Дюваль?
(Среди присутствующих движение удивления и жалости. Дюкормье, по-видимому, собрался уже с духом и хотя еще бледен, но смотрит с обычной уверенностью.)
Полковник Дюваль:
— Да, я полковник Дюваль.
Принц:
— Вы отец несчастной Клеманс? О, милостивый государь, мы сейчас только скорбели о ее ужасном несчастье.
Полковник Дюваль (с горечью):
— A-а! Вы также читали? Вся Европа читала процесс, где моя дочь предавалась поруганию. И я прочитал! Да, случайно… неделю тому назад в Марселе в одной газете, когда вернулся из Африки. Перенеся тысячи опасностей, я спешил обнять жену и… (рыдая и с яростью указывая на Дюкормье) …все знают, что этот человек сделал с моей дочерью!
Все изумлены. Принц невольно отодвигается от Дюкормье, смотря на него с ужасом и с сомнением.
Принц:
— Милостивый государь, ваши слова очень серьезны! Вы говорите, вы утверждаете, что…
Полковник Дюваль:
— Я говорю, что этот подлый лицемер обманул мою жену и она, умирая, обручила с ним мое несчастное дитя, чистое, доверчивое, беззащитное. Что ж делать! Семнадцати лет, сирота, одна на свете… она не могла устоять. (Рыдает.) А потом ее покинули на позор и нужду, на такую страшную нужду, что она предпочла убить себя и ребенка, чем переносить ее! (Рыдает.) Но смерть не захотела взять мою дочь, и начался публичный позор… бедное, дорогое личико выставили напоказ жадным взглядам толпы! Ее, мою Клеманс! Если бы вы знали ее, то поняли бы, какие муки она вынесла! (Раздирающие рыдания.) Боже мой! Боже мой! Я пришел затем, чтобы убить этого человека! Но я могу убить его только один раз, а моя дочь вынесла тысячу смертей!
Принц (с негодованием к Дюкормье):
— Как, милостивый государь! Отец в таком отчаянии, а вы ни единого слова?
Дюкормье (спокойно):
— Ваше высочество, надо все прощать, когда человек в таком горе.
Принц (с отвращением и ужасом):
— Так это вы — тот низкий соблазнитель, чьей жестокостью и подлостью я возмущался; следовательно, по поводу вас я высказывал негодование, и вы соглашались со мной? Следовательно, я и вот эти почтенные особы — все мы были вашими игрушками!