Жертвоприношения
Шрифт:
Поправляет узел своего галстука.
И откидывает прядь. Левой рукой.
Луи встает. Ксерокс квитанции остается на столе. Камиль комкает его и сует в карман.
Эксперт из отдела идентификации личности только что сложил свой чемоданчик и ушел, сказав на прощание:
— Спасибо. Думаю, мы неплохо поработали.
Он это произносит всегда, каков бы ни был результат.
Несмотря на головокружение, Анна встает и снова направляется в ванную комнату. Она не может запретить себе смотреть в зеркало и оценивать размеры ущерба. Теперь, когда с головы у нее сняты повязки, видны
Она дотрагивается кончиками пальцев до скул: боль тупая, рассеянная, неотчетливая. Кажется, болеть будет вечно.
А зубы? Боже мой, какой ужас! Она не может понять, откуда у нее такое чувство, но ей кажется, что отсутствие зубов — это как удаление груди. Будто посягнули на целостность ее личности. Теперь она уже не та Анна, не настоящая, ей поставят искусственные зубы, но она никогда не сможет забыть, что с ней произошло.
Только что она прошла процедуру опознания, перед ней разложили десятки фотографий. Она сделала так, как ее просили, притворилась послушной, дисциплинированной, вытянула указательный палец, когда узнала ту самую фотографию.
Это — он.
Только бы все поскорее закончилось!
Камиль один не в силах защитить ее, но на кого еще она может рассчитывать, если тот человек решил ее убить?
Да, разумеется, он хочет, чтобы все поскорее закончилось. Как и она. Каждый старается покончить с этим как может.
Анна утирает слезы, ищет бумажные платки. Теперьсо сломанным носом высморкаться — целая проблема.
Опыт почти всегда позволяет мне добиться того, чего я хочу. Сейчас приходится играть по-крупному, потому что я спешу, да и куда деться от собственного темперамента? Уж такой я нетерпеливый и оперативный.
Мне нужны деньги, и я не хочу терять те, что достались мне тяжелым трудом. Эти деньги для меня как пенсия, но гораздо надежнее.
И я никому не позволю вмешиваться в мои планы на будущее.
Так что ставлю двойную защиту.
Двадцать минут тщательного наблюдения после того, как все обойдено пешком, потом на машине, потом снова пешком. Никого. Еще двадцать минут на обозрение окрестностей в бинокль. Подтверждаю эсэмэской, что прибыл на место, прибавляю ходу, прохожу через завод, приближаюсь к фургону, забираюсь через заднюю дверцу и тут же закрываю ее.
Фургон припаркован на промышленном пустыре, этот тип всегда выбирает такие места, не знаю уж, как он их находит, ему бы в кино работать, а не оружием торговать.
Внутри грузовика все разложено по полочкам, как в мозгах компьютерщика.
Перекупщик согласился на небольшой аванс, почти максимум возможного по ситуации. С таким процентом, который заслуживал пулю в лоб, но у меня нет выбора, нужно закрыть дело. Я отказался от «Mossberg» и выбираю шестизарядную винтовку «М40А3» калибра семь шестьдесят два. В чехле, с полным набором всего необходимого, глушителем, очками «Schmidt&Bender», двумя коробками патронов для стрельбы с дальнего расстояния, точной и чистой, на шесть выстрелов
Девица уже могла познакомиться с моими возможностями.
Теперь включаем третью скорость, ей нужны сильные эмоции.
Это действительно Венсан Афнер.
— Женщина указывает совершенно определенно. — Кристофьяк, эксперт отдела идентификации личности, присоединился к Камилю и Луи в их временном штабе. — И у нее хорошая память, — с удовлетворением произносит он.
— Однако она их видела мельком, — рискнул вмешаться Камиль.
— Это ничего не значит, все зависит от обстоятельств. Одни свидетели видят кого-то несколько минут и уже час спустя не могут опознать, а другим хватает минуты, чтобы черты лица человека врезались им в память. Почему так — неизвестно.
Камиль не реагирует, можно подумать, что говорят о нем. Ему достаточно увидеть кого-то в метро, и через два месяца он может восстановить это лицо практически до морщинки.
— Иногда, — продолжает Кристофьяк, — люди подавляют свои воспоминания, но, если какой-нибудь тип избивает вас или практически в упор расстреливает из машины, вы, скорее всего, хорошо его запомните. — Может, Кристофьяк и шутит, но присутствующие вряд ли оценили его юмор. — Все зависит от возраста, физических особенностей и так далее. Но здесь все очевидно: это Афнер.
Он выводит на монитор фотографию высокого шестидесятилетнего мужчины в полный рост, сфотографированного во время задержания. Метр восемьдесят, считает Камиль.
— Метр восемьдесят один, — уточняет Луи. У него в руках личная карточка Афнера. Он знает, о чем думает шеф, даже когда тот молчит.
Камиль мысленно прикидывает образ мужчины, фотографию которого держит в руке, к налетчику из пассажа Монье, вооруженному человеку в капюшоне. Вот преступник прижимает винтовку к плечу и стреляет, а до того бьет прикладом по голове, по животу… Камиль сглатывает слюну.
На фотографии — широкоплечий мужчина с резкими чертами лица, черные с проседью волосы, белесые и тонкие брови, которые только подчеркивают прямой, открытый взгляд. Бывалый человек. Жестокий. Камиля просто гипнотизирует эта фотография. Луи видит, как трясутся у шефа руки.
— Есть еще? — задает вопрос Луи, который всегда рад отвлечься.
Кристофьяк выводит на экран волосатую рожу, фотография сделана в фас под прямым светом, брови густые, взгляд сумрачный.
— Мадам Форестье сначала задумалась. Оно и понятно. На наш взгляд, сходство имеется, но понимаешь это не сразу. Она просмотрела множество фотографий и вернулась к этой, попросила показать ей и другие, но все время возвращалась к одной и той же. Такому решению, в принципе, можно доверять. Это Душан Равик, серб.
Камиль поднимает голову. Всматривается в лицо на мониторе. Луи уже послал запрос со своего компьютера.
— Во Франции с тысяча девятьсот девяносто седьмого. — Он ставит данные на быстрый просмотр. — Ловкач. — Луи читает со скоростью звука и успевает при этом выделять главное. — Арестовывался дважды, в связи с недостаточностью доказательств выходил на свободу. Вполне можно допустить, что работает с Афнером. Проходимцев пруд пруди, а настоящие профессионалы — редкость, круг достаточно узкий.