Жестокая болезнь
Шрифт:
— Видимо, она была безжалостной, бессердечной, — говорю я, пытаясь скрыть тревогу в своем голосе. Я опускаю многие детали из этого разговора, но ради меня самой необходимо держать Лондон в неведении. Может быть, однажды, когда этот ужасный кошмар закончится, я расскажу ей больше. Я позволю ей проанализировать меня и попытаться помочь. Тогда, возможно, она сможет.
Но сейчас это моя болезнь. Алекс — моя болезнь. И я жадно хочу, чтобы он принадлежал только мне.
—
Лондон наклоняет голову.
— Если Грейсон знал о существовании Алекса, он не включил его в свои планы, когда охотился за сестрой. Это все, что я могу сказать, — ее пристальный взгляд сверлит меня, нервируя. — То, что я здесь сказала, довольно неэтично, но я сочувствую твоему тяжелому положению, поэтому надеюсь, что это останется между нами, услуга за услугу.
В этом есть какая-то угроза, смутное требование, чтобы я выдала ей секрет, который она может использовать против меня, чтобы мы были на равных.
— Конечно, — говорю я. — Этого разговора никогда не было.
— Спасибо.
— Алекс делал вид, что они с сестрой были близки… — я замолкаю, копаясь в своих воспоминаниях о наших разговорах. — Я бы хотела разговорить его.
Часы внезапно кажутся тяжелыми в моем кармане, их секреты горят желанием быть раскрытыми.
— Ты ищешь ахиллесову пяту, слабое место. То, что можно использовать в качестве рычага. Но я думаю, ты не поняла, что уже нашла самый большой рычаг из всех.
Я качаю головой.
— Не понимаю.
— Тебе не нужно беспокоиться о том, чтобы выследить его или вытащить наружу. Ты — его творение, его шедевр. Если он действительно верит, что вылечил тебя, что достиг своего величия благодаря тебе, он сам придет за тобой, Блейкли.
У меня перехватывает дыхание.
Ее слова звучат зловеще.
Когда я не нашла его останки в хижине, это только подтвердило то, что мои инстинкты уже знали: Алекс наблюдает за мной. Скорее всего, он уже был в моей квартире, где мог скопировать мою черную записную книжку — и использовать перечисленные там имена в своих собственных гнусных целях.
Двое из моих объектов мести уже оказались мертвы.
Нет — не мертвы. Убиты. Калеб Фостер и Кристофер Монро были убиты.
Однако раскрытие этого доктору Лондон сильно склонило бы чашу весов «услуга за услугу».
— Я надеюсь, ты права, — говорю ей. — Я хочу, чтобы он пришел за мной. Я его не боюсь, — я скрываю дрожь в коленях, скрещивая ноги. Я боюсь не Алекса, а того, что он может со мной сделать.
И еще боюсь, на что способна я. Если он продолжит это свое лечение, то я стану такой же, как он.
Перед глазами мелькает искаженное болью лицо Эриксона. Складной нож в моей
— Нет. Я не верю, что ты его боишься, — говорит Лондон, врываясь в мои мысли. — Но страх, настоящий страх, которого ты никогда раньше не испытывала, ощущаемый на таком интуитивном уровне… может сделать тебя непредсказуемой. И для человека, который испытывал лишь поверхностный аффект, который всегда контролировал свои эмоции, я думаю, что непредсказуемость пугает тебя больше, чем ты можешь себе признаться.
Я долго молчу, звуки города доносятся сквозь приоткрытые двери террасы. Снаружи целый мир, полный эмоций и ощущений, и это кажется ошеломляющим. Если я не поговорю с Алексом, если он не исправит то, что натворил…
— Я боюсь, что сломаюсь — выпаливаю я. — Что, если все так будет продолжаться, я не смогу справиться, и дальше будет всё слишком. Что я просто сойду с ума.
— Как бы то ни было, теперь ты другая. Ты должна научиться принимать свои эмоции. Это единственный способ.
Я тянусь за своим вином и делаю большой глоток.
— Притупление эмоций немного помогает.
Ее улыбка искренняя.
— А еще маскировка самым простым чувством, с которым можно справиться. Ненависть.
Под ее пристальным взглядом я ставлю бокал и складываю руки на коленях.
— Я, правда, ненавижу его, — говорю я, и в моем голосе слышится стальной яд. — Я никогда в жизни не ненавидела другого человека. Ну, за исключением Кайла Селларса. Хулиган из начальной школы.
— И как ты с ним справилась? — допытывается она.
Я наклоняю голову.
— Зарыла его лицом в муравейник.
Лондон медленно кивает.
— Психопатка со склонностями к насилию, — замечает она, но именно любопытный блеск в ее взгляде заставляет меня нервничать. — Интересно.
— Самозащита, — говорю я в качестве объяснения. Я никогда раньше не чувствовала необходимости объяснять свои действия.
— Самосохранение — это еще и причина, по которой ты здесь. Будет очень интересно посмотреть, как ты справишься с Алексом.
Я провожу тыльной стороной ладони по лбу.
— Просто из любопытства, как бы Грейсон поступил с Алексом?
Лондон облизывает губы, и я клянусь, в ее золотистых глазах вспыхивает искра. Она более чем профессионально заинтригована своим пациентом; она очарована им.
— Он бы назначил ему свой собственный курс лечения, — она наклоняет голову, не отрывая от меня пристального взгляда. — Но это только в том случае, если Алекс докажет, что заслуживает такого наказания.
Не знаю, почему я это говорю; я никогда в жизни не искала одобрения ни у кого. Но по какой-то причине хочу, чтобы эта женщина поняла, что я должна сделать и почему.