Жестокая клятва

Джеймс М. Р.

Особенно зная, что я сама виновата в том, что потеряла его.

У меня было так много возможностей рассказать Найлу правду, но я всегда была слишком напугана, предпочитая цепляться за него в краткосрочной перспективе, а не рисковать потерей еще одной ночи с ним, а потом еще и еще. Теперь я сожалею о потере каждого шанса, потому что я никогда не узнаю, могло ли все быть по-другому; если бы он выбрал меня, выбрал будущее со мной, каким бы безумным это ни было вместо того, чтобы отправить меня обратно к моей судьбе.

Но сожалеть уже слишком поздно.

Когда я выхожу из душа, вытираюсь пушистым полотенцем, обернутым вокруг меня, и мои влажные волосы прилипают к лопаткам, я замечаю одежду, висящую на кресле с откидной спинкой у окна, а поверх нее записку. Удивленная, я тянусь за бумагой, и моя грудь сжимается, когда я читаю ее.

Изабелла,

Найл упомянул, что ты не смогла ничего привезти с собой самостоятельно. Он сказал, что позаботится о том, чтобы ты была обеспечена всем необходимым, как только окажешься в Бостоне, но до тех пор я подумала, что это может быть приятнее, чем носить старую одежду, в которой ты приехала. Просто кое-что из моих старых вещей, которые, как я подумала, могли бы тебе подойти. Я знаю, какими тяжелыми могут быть последствия спасения, но мы все надеемся на лучшее для тебя в твоей новой жизни.

Катерина.

На этот раз я не могу сдержать слез. Я не знаю, что она имеет в виду под последствием спасения или почему она утверждает, что понимает, но я не думаю, что это имеет значение. Важно то, что она подумала об этом, и доброта в таком странном месте немного облегчает мое беспокойство по этому поводу.

Это платье с запахом из шелка клюквенного цвета с короткими рукавами, и я надеваю его, завязывая на талии поясом. Я смотрю на себя в зеркало, провожу пальцами по своим влажным темным волосам, драгоценный камень топаз в ожерелье, которое подарил мне Найл, поблескивает на моей груди, а золотое обручальное кольцо слабо поблескивает на моем пальце. Я выгляжу похудевшей, чем раньше, мои глаза слишком велики для моего лица, но я уверена, что это скоро изменится.

Теперь я в безопасности, по крайней мере, так мне сказали.

Я все еще нервничаю из-за встречи с Найлом, когда выхожу из комнаты, осторожно направляясь туда, где, как я помню, прошлой ночью были гостиная и столовая, но Найла нигде не видно. Я нахожу признаки жизни в просторной гостиной, более уютной, чем я могла бы представить дом семьи босса мафии, особенно учитывая его размеры. Однако вся мебель мягкая, а не антикварная, деревянные полы покрыты толстыми коврами, каминная полка уставлена семейными фотографиями в красивых рамках. Двух старших детей нигде не видно, вероятно, они в школе, но Саша на диване играет с одним из младенцев, а Катерина устроилась в одном из кресел, нянча другого. Она садится прямее, когда видит, что я вхожу, осторожно, чтобы не толкнуть ребенка, ее лицо немного проясняется.

— Изабелла! — Зовет она, и я заставляю себя улыбнуться, стараясь не казаться такой нервничающей, как на самом деле.

— Доброе утро, — ласково говорит Саша, все еще щекоча пальчики ребенка, и смотрит на меня. — Ты хорошо спала?

— Я…да. Спасибо. — Я с трудом сглатываю, немного застигнутая врасплох тем, насколько расслабленными они кажутся. Это совсем не похоже на обычную жизнь моего дома, и я не вижу ни одного охранника в поле зрения. Конечно, Виктор не оставил дом без охраны, но кто бы ни следил, они стараются держаться подальше. Здесь я чувствую себя почти как в обычном семейном доме, и я чувствую внезапный и неожиданный укол тоски в груди. Я понимаю, что хочу что-то подобное для своего собственного ребенка, и неприятное ощущение поселяется у меня в животе, когда я смотрю на Катерину, когда она кормит грудью, зная, что совсем скоро у меня будет ребенок у груди. Не то чтобы я все равно не знала, что скоро забеременею, но непосредственность этого кажется поразительной.

Я могу подарить своему ребенку такую любовь и тепло от себя, но вечерами к нам домой никто не придет. Я помню ужин накануне вечером, каким добрым казался Виктор со своими дочками, с нетерпением ожидая новостей об их прошедшем дне, как они свободно разговаривали за обеденным столом. Он был жестким и сдержанным со мной и Найлом, но со своей семьей он был совершенно другим.

Найл пообещал позаботиться о ребенке и обо мне, и присутствовать, и я верю ему. Но это не то же самое, что быть вместе.

— Найла здесь нет, — говорит Катерина, поправляя блузку, пока заканчивает кормить малыша грудью, отвечая на мой невысказанный вопрос так, как будто он написан у меня на лице. — Он ушел с Виктором по каким-то делам. — Она бросает взгляд на мою левую руку, и я машинально сгибаю ее внутрь, как будто хочу спрятать кольцо. В этом нет никакого смысла, я уверена, они все уже знают, что мы женаты. Я чувствую странное смущение от всего этого, от фальши. Тот факт, что на самом деле это ничего не значит, просто средство для достижения цели.

— Присаживайся, — приглашает Саша, похлопывая по дивану рядом с собой. — Ты можешь познакомиться с Викторией.

— И Дмитрием, — добавляет Катерина, перекладывая ребенка на руках. — Близнецы. — Она печально улыбается. — Вместе с двумя моими падчерицами, я думаю, что могла бы сойти с ума сразу после родов, если бы Саши не было рядом со мной, чтобы помочь.

— Вы родственники? — Я, морщась, возвращаю вопрос обратно почти сразу, как он срывается с моих губ. — Извините, если это было грубо. Я не имела в виду…

— Все в порядке, — быстро говорит Катерина. — Это не грубо. Но нет, мы не родственники. Мой муж предложил Саше работу в нашем доме, и она так хорошо обращалась с детьми, что мы предложили ей стать нашей няней. Она действительно находка во всем.

Саша застенчиво улыбается, заправляя прядь рыжевато-русых волос за ухо.

— Виктор и Катерина были очень добры ко мне, — твердо говорит она, как будто я могу подозревать обратное. Правда в том, что я ничего не знаю об этих людях, несмотря на легкую настороженность на лице Саши, несмотря на ее дружелюбие, как будто она беспокоится, что я, возможно, уже приняла решение о чем-то.

Однако я не думаю, что мое дело спрашивать о большем. Поэтому я просто сосредотачиваюсь на малышке Виктории, прикасаюсь к маленьким пальчикам, машущим в мою сторону, и стараюсь не думать слишком много о том, что очень скоро я окажусь в другом незнакомом городе, у меня появится собственный ребенок, и вокруг меня не будет женщин, которых я знаю, чтобы помочь мне.

Вернувшись домой, я ожидала бы увидеть множество знакомых лиц, к кому можно обратиться за советом и помощью. Моя собственная мать, мои тети, моя свекровь и ее родственники, все, кто входит в круг наших семей. Даже выйдя замуж за кого-то вроде Диего, по крайней мере, до того, как мои действия заставили его и его семью презирать меня еще больше, я бы получила некоторую поддержку, но в Бостоне я не буду знать никого, кроме Найла. Хотя я доверяю ему и его стремлению быть хорошим отцом, это не может заменить поддержку других женщин вокруг меня, когда я готовлюсь стать матерью в первый раз. Это пугает и просто еще одно напоминание о том, какой я была наивной, о том, что я ничего из этого не смогла продумать. Я машинально прижимаю руку к животу, прикусывая нижнюю губу. Прости, малыш, шепчу я мысленно, чувствуя, как боль сожаления возвращается снова. Прости, что я оставила нас одних. Я сделаю все, что в моих силах, обещаю.