Жестокие игры
Шрифт:
– Мне повезло.
Эдди взяла швабру, которую он принес из кухни, и начала тереть линолеум.
– Я вымою.
– Ешь давай, – возразила Эдди. – Я сама.
Такие мелкие проявления заботы могут сломать его. Он чувствовал, что крошечные трещинки уже начали появляться в его панцире, который он пообещал не снимать, чтобы больше никто не смог подобраться достаточно близко и ранить его. Но вот появилась Эдди, которая верит ему на слово и делает за него работу, – хотя, по словам Делайлы, судьба была к ней не слишком-то благосклонна.
Ему хотелось
Эдди подумала, что он смеется над ней. Это читалось в глубине ее глаз, опухших и покорных. Пальцы сжимали деревянную ручку швабры.
– Я… брал у нее в обед, – произнес Джек.
– У кого?
Едва слышный шепот.
Джек не стал отводить взгляд.
– У Хло.
Эдди ничего не ответила, только крепче сжала швабру и начала елозить ею по полу. Она мыла линолеум, пока он не заблестел, пока лампы на потолке не отразились в ведре с остатками средства для мытья, пока у Джека не заболели глаза смотреть, как она яростно и одновременно равнодушно моет пол, – она так сильно напомнила Джеку его самого.
К тому времени, как Эдди закрыла и заперла за собой дверь, на улице повалил снег. Огромные снежинки, сцепившись в полете, напоминали ловких парашютистов. Эдди мысленно застонала. Это означало, что завтра придется подняться пораньше и чистить тротуар.
Джек стоял чуть в стороне, отогнув отвороты спортивной куртки, чтобы прикрыть шею от холода. Эдди была абсолютно уверена, что не стоит ворошить чужое прошлое, – она сама являлась образчиком «могилы», умеющей хранить тайны. Она понятия не имела, что за человек появился в Нью-Хэмпшире зимой без пальто; она никогда не встречала человека, который был бы настолько умен, что знал все ответы на вопросы викторины, но согласился на черную работу за гроши. Если Джек предпочитает не высовываться – на то его воля.
И она не станет размышлять о его нетривиальной реакции на Хло.
– Что ж, до завтра, – попрощалась она.
Казалось, Джек не услышал. Он стоял к ней спиной, вытянув перед собой руки, и Эдди с изумлением поняла, что он ловит снежинки.
Когда последний раз она думала о снеге не как о докучливой помехе?
Она открыла дверцу машины, завела мотор и аккуратно выехала с парковки. Позже она не могла вспомнить, что заставило ее посмотреть в зеркало заднего вида. Если бы не свет фонаря, стоящего перед закусочной, она бы, наверное, не заметила, что Джек сидит на бордюре, втянув голову в плечи.
Чертыхнувшись, Эдди резко повернула влево, объехала парк и вернулась к закусочной.
– Тебя подвезти?
– Нет, спасибо.
Эдди вцепилась в рулевое колесо.
– Тебе негде переночевать, да? – Он не успел возразить, как она вышла из машины. – Я случайно знаю свободную комнату. Плохая новость заключается в том, что там есть еще один жилец, чей нрав нельзя назвать веселым. Хорошая – в том, что если среди ночи проголодаешься, то можно поживиться в кухне. – Во время своей речи Эдди снова отперла закусочную и переступила через порог. Она заметила, что Джек, весь в снегу, в нерешительности застыл за ее спиной. – Послушай, моему отцу нужна компания. На самом деле это ты делаешь мне одолжение.
Джек даже не шелохнулся.
– Почему?
– Почему? Потому что когда он слишком долго остается в одиночестве, то… огорчается.
– Нет, почему ты делаешь это для меня?
Эдди встретилась с его подозрительным взглядом. Она поступала так, потому что знала: когда опускаешься на самое дно, необходим человек, готовый протянуть тебе руку помощи. Она поступала так, потому что понимала: в мире с засильем телефонов, факсов и Интернета можно оставаться совершенно одиноким. Но она понимала, что если скажет об этом Джеку, то он из гордости припустит по улице, только она его и видела.
Поэтому Эдди промолчала и вместо ответа прошла по напоминающему шахматную доску полу закусочной.
Сегодня вечером в викторине выпала категория «Древнегреческая мифология».
«Этому герою разрешили вернуть свою возлюбленную Эвридику из царства мертвых, но он навечно потерял ее, когда слишком рано оглянулся, чтобы посмотреть, идет ли она следом».
Эдди не станет поступать так, как Орфей. Она продолжала идти, не оборачиваясь, пока не услышала негромкий звон колокольчиков на двери – свидетельство того, что Джек вошел за ней.
Сентябрь 1999 года
Северный Хейверхилл,
Нью-Хэмпшир
У Альдо Легранда на лбу была татуировка 10 x 10 – уже одного этого Джеку было бы достаточно, чтобы обходить его десятой дорогой. Он никак не отреагировал, когда Джек опустился на койку, и продолжил писать в пурпурном блокноте, обложка которого была изрисована свастикой и кобрами.
Джек начал выкладывать свои пожитки в небольшую пластмассовую коробку, стоявшую в ногах койки.
– На твоем месте я бы этого не делал, – предупредил Альдо. – Гора ссыт туда, если приспичит среди ночи.
Джек не обратил внимания на это предупреждение. Он уже целый месяц сидел в окружной тюрьме Графтона. Каждого нового заключенного сначала помещают в режим строгой изоляции, но через две недели ему разрешено подать ходатайство о переводе в режим средней изоляции – конечно, при условии хорошего поведения. Еще спустя две недели заключенного могут перевести в режим минимальной изоляции. Каждый раз, переходя в другой блок, Джеку приходилось сталкиваться со своеобразными проверками, которые устраивали ему сокамерники. В «строгаче» на него плюнули. В средней изоляции дали по почкам и в пах в темном уголке, который не просматривался камерами видеонаблюдения.