Жестокий лес
Шрифт:
Андрей представил себе, как они пробираются по лесной тропинке верхом, с автоматами на груди, как коршуновцы преграждают им путь, а они прорываются с боем. Но сказал глухо:
— Про оружие забудь. Ты что, сдурел. Все дело погубишь!
Филипп с независимым видом положил руки в карманы и возразил с гордостью:
— Мы бы им дали прикурить! Этим коршуновским воякам…
— Хвастун! — осуждающе бросил Андрей.
Филипп обиделся, шмыгнул носом, поднял сжатые кулаки, но сразу же сообразил, что сейчас не до сведения счетов.
— Без оружия так без оружия, — неожиданно легко согласился он.
— А отец тебя пустит в ночное?
— А они с матерью собираются на ночь сети ставить. Так утром будут выбирать. Никуда не поедут. Я Белку и уведу в ночное. Только Сергейка может прилипнуть. Как с ним, брать?
— Конечно. Побудет с лошадьми, если нам придется отлучаться.
— Ладно, я побежал, а то мама велела огурцов нарвать к обеду.
Филипп шмыгнул в проем, из которого торчали концы лестницы, и бесшумно исчез, будто зарылся целиком в сваленном в сарае сене. Он вообще-то был одни кости да кожа, поэтому, хоть и были они с Андреем одногодки, никто не давал ему больше одиннадцати лет.
Андрей еще немного полежал, потом неторопливо спустился по лестнице во двор.
Гришка уже закончил занятия и был на улице. Андрей подошел к веранде, где сидела тетка. Глянув туда-сюда, почесал затылок, выражая нерешительность, и тетка Анна сразу же заметила это.
— Ну, чего тебе? — спросила. — Я ведь вижу, так и распирает тебя…
— Да ничего меня не распирает. Хотел только спросить, можно ли — Гришке со мной в ночное? Мне вдвоем лучше, но… перекупался он сегодня и снова кашляет…
— Что-то не заметила.
— Сдерживается при вас. Я и говорю, вы бы не разрешали без ватника.
— Сам поедешь. У тебя здоровья на двоих хватит, а он мальчик болезненный…
— Мне что… Я и сам управлюсь, но он просился… — Андрей был доволен: тетка Анна костьми ляжет, а ни за что не отпустит своего дражайшего сынка в ночное.
Так что и это дело можно считать улаженным.
Впереди на Серко ехал Андрей. Конь шел спокойно, изредка фыркая, и парень время от времени гладил его по крутой бархатной шее.
Следом за Серко на Белке трусил младший брат Филиппа — Сергейка. Стискивая тонкими ножками крутые бока кобылы, он сидел выпрямив спину, — наверно, представлял себя настоящим всадником, даже ветку лозы держал, как саблю, изредка взмахивая ею, хлестал по кустам.
Оглядываясь, Андрей встречал его напряженный взгляд и уже жалел, что открылись мальцу. Правда, Филипп ручался за брата, да и Андрей знал, что Сергейка проглотит язык, а не выдаст тайну, и все же тревожился: если вояки Коршуна остановят их, может испугаться и сболтнуть что-нибудь…
Придержал Серко и, когда Сергейка поравнялся с ним, предупредил:
— Сейчас Змеиный яр, и там нас могут остановить… Ты молчи, я сам буду разговаривать.
Сергейка насмешливо скосил на него свои большие глаза. Он был совсем не похож на старшего брата. Тот — беленький, как лен, что выгорел на солнце, с синими глазами, курносый, а у Сергейки глаза темные, навыкате, пронзительные, нос с горбинкой и волосы черные — настоящий цыганенок.
Мать говорила, что похож на прадеда — тот пришел в полесские леса из Карпат, убежал от суда, построил хату над озером, от нее и началось село, треть жителей его были родственниками Демчуков.
— Не делай из меня дурака, — по-взрослому ответил Сергейка и стеганул прутом молодую березку. — Ты очень чего-то перепуганный.
— Ну смотри… — Андрей почувствовал себя неловко под его насмешливым взглядом, но, чтобы не признать превосходства Сергейки — этого он допустить не мог, — строго приказал: — Держи язык за зубами! — И, не ожидая ответа, погнал Серко.
Они спустились в Змеиный яр. Теперь, оборачиваясь, Андрей видел только Сергейку, — наверно, Филипп припал к спине Вороного, уклоняясь от веток ольхового кустарника, нависавших над тропкой. Андрей и сам чуть ли не распластался на спине Серка, один Сергейка продолжал сидеть прямо, лишь иногда отстраняя особенно длинную ветку.
Кони шли осторожно, Серко перестал фыркать и подрагивать шкурой. Он вытянул голову, будто мог увидеть что-нибудь в лесном мраке, и настороженно прижал уши.
Тропа пошла вверх, кустарник поредел, мальчик ударил коня босой пяткой, но конь вдруг остановился и захрапел, будто кто-то метнулся ему навстречу. И в этот момент темноту прорезал тонкий луч фонарика. Андрей невольно поднял руки, прикрывая глаза ладонями.
— Стой! — приказали из леса сердито. — Стой, стрелять буду!
Андрей опустил руки, натянул повод, придерживая коня, и ответил неожиданно тонким голосом:
— Так стоим же, разве не видите?
— Кто такие? — вышел из кустов высокий, огромный человек в фуражке, с автоматом на груди. Осветил всадника фонариком. — Чего здесь шляетесь?
— Да в ночное! — Андрей постепенно начал приходить в себя. — На Дубовую поляну.
— Поворачивай! — высокий перевел луч на Белку, потом на Вороного. Сказал восторженно: — Кони же хорошие какие! — Схватил Серка за повод, конь захрапел и присел на задние ноги, но высокий не выпустил повод, похлопал коня по морде. — Чьи такие хорошие кони?
— Из Острожан мы, — ответил Андрей, — а кони, может, слышали, Северина Романовича, если знаете…
Высокий выпустил повод.
— У доброго хозяина и кони добрые, — сказал с уважением. — Так чего вас из Острожан сюда занесло? Прошу пана, скажи-ка!
— Там уже луга вытоптаны, а на Дубовой поляне трава! — объяснил Андрей. — И болот нет.
— Трава везде трава, — пробурчал высокий недовольно. — Приказано не пускать.
— Почему это? В лесу места уже мало стало?
— Сказано — не пускать! — выступил из-за высокого еще один, с карабином за плечом. — Ну-ка, поворачивай!