Жестокий поцелуй
Шрифт:
Я хочу быть такой женщиной, но я не могу. Я никогда ею не буду. Я никогда не сделаю чего-то такого простого, как зайти в бар и заказать себе выпивку. Что-то в этом заставляет мою грудь болезненно сжаться, когда я отворачиваюсь от платья, и мама зовет меня по имени.
— Изабелла? Изабелла. Мы сейчас идем обедать, пошли. — В ее голосе слышится нотка разочарования. Эта пронзительная нота говорит о том, что она раздражена тем, что я не подыгрываю, не впитываю это, не являюсь идеальной маленькой куколкой дочерью, которая не может дождаться, когда ее нарядят и выдадут замуж.
Неохотно я отрываю взгляд от платья и молча следую за ней и Еленой из ресторана. Я не оглядываюсь назад, хотя чувствую, как оно тянет меня, зовет к себе. Глупо так сильно хотеть платье, но оно выглядит как волнение. Как приключение… как свобода.
— …правда, я бы никогда не подумала, что вырастила такую неблагодарную дочь. Я выберу, где мы будем есть, поскольку тебе, очевидно, все равно. Прошли месяцы с тех пор, как мы выбирались, и вот как ты себя ведешь…
Я позволяю ее голосу снова затихнуть, когда она ведет нас по тротуару к ресторану с террасой и фонтаном, и когда мы входим внутрь, до нас доносятся запахи свежего хлеба и готовящегося мяса. Моя мама просит накрыть столик на троих на балконе. Лично я предпочла бы поесть внутри, на более прохладном воздухе, но я не утруждаю себя высказыванием своего мнения. Это не будет иметь значения ни сейчас, ни позже, и мне, вероятно, следует привыкнуть к этому.
— Тебе нужно подумать о том, как ты себя ведешь, Изабелла, — строго говорит она, когда официантка уходит, поставив на наш столик три стакана с ледяной водой, по стенкам которой уже стекает конденсат, а также бокал белого вина для моей мамы. — Это будет долгий процесс, торжественный прием, твоя помолвка, твоя свадьба, и тебе было бы полезно быть благодарной за все, что твой отец делает для тебя. Для нас.
— Я была бы благодарна, если бы он позволил мне самой выбрать себе мужа. — Слова вылетают без моего ведома, резкие и язвительные. — Как, собственно, я должна быть счастлива от того, что замужем за кем-то, кого я не знаю? Сейчас две тысячи двадцать второй год, мама, а не шестнадцатый век. И все же вы все продолжаете расхаживать и вести себя как члены королевской семьи, относитесь к дочерям как к товару…
— Хватит, Изабелла. — Моей маме не нужно хлопать ладонью по столу или кричать, ее слова и без того достаточно резкие. — Если бы я знала, что из этого выйдет, позволяя тебе читать так много книг… — Она издает еще один раздраженный вздох сквозь поджатые губы, ее помада оставляет красноватое колечко на краю бокала с вином. — Это не изменится, как бы ты ни билась и ни жаловалась. У меня были свои сомнения, когда я была замужем за твоим отцом, моложе, чем ты сейчас. Не такие откровенные, как у тебя. Но я нервничала. Боялась. Твоя бабушка мало подготовила меня к браку, разве что дала понять, что это мой долг. Но я приняла свою роль. И твой отец был добрым, и он был хорошим мужем для меня. Хорошим отцом для тебя и Елены. Вы оказываете себе и ему медвежью услугу, борясь с этим таким образом. Я знаю, что он выберет кого-нибудь, кто тоже будет относиться к тебе по-доброму.
Она протягивает руку и легонько похлопывает меня по руке, как будто это может все исправить.
— В течение следующих нескольких месяцев, Изабелла, все будет зависеть от тебя. Наслаждайся этим. И, ради всего святого, закажи салат.
Я вижу, как Елена прикусывает губу, но благоразумно молчит. Я тоже молчу, заказывая салат из креветок и клубники со шпинатом, когда официантка возвращается, хотя мне до смерти хочется чего-нибудь более сытного, например, сэндвич с индейкой и фетой, который заказывает Елена, с картофелем фри и розмарином. В настоящее время она не худеет для замужества, поэтому ест то, что хочет, в то время как моя мама заказывает куриный салат с базиликом на гарнир и одобрительно смотрит на меня, когда я делаю свой выбор.
Хорошая дочь. Это все, чего она хочет, все, чем я когда-либо была, но сейчас я чувствую, что вот-вот взорвусь. Я знаю, посторонний человек мог бы счесть меня неблагодарной, как и она, раздраженной ожиданиями, расстроенной из-за того, что меня заставили купить платье с пятизначным ценником, предложили семейные реликвии в качестве украшений, обращались как с принцессой. Но ко всему этому прилагаются нити, золотые, приковывающие меня к жизни, истинные границы которой я только сейчас вижу. То, чего я лишусь, никогда не испытав что-то иное. Все это просто символ брака, которого я не хочу, и все ради мужчины, который получит мою о-о-очень драгоценную девственность, и я не имею права голоса ни в чем из этого. Я едва успела сама выбрать себе платье. Один за другим эти неубедительные варианты будут сведены на нет в ближайшие дни, недели и месяцы, пока ничего не останется. Только имя… Изабелла Сантьяго, и мужчина, который предъявит на это самое имя права. Который поглотит меня, пока я не стану ничем иным, как продолжением его.
От этой мысли у меня сжимается горло, глаза жгут слезы, и я опускаю голову, чтобы скрыть их, кроша кусочек хлеба на тарелке вместо того, чтобы съесть его. Моя мама болтает с Еленой о каком-то цветочном магазине, который она хочет посетить для праздничного оформления. Моя сестра любезно продолжает свою половину разговора, но я чувствую, что меня сейчас стошнит.
Красное платье снова всплывает в моем воображении, но не то, которое я выбрала для гала-ужина, а другое. Более сексуальное. То, которое принадлежит женщине, которая никогда не позволила бы другим делать выбор за нее, никогда не позволила бы им отнять у нее власть. Женщине, у которой с самого начала есть сила… ее собственная сила.
У меня есть одна вещь, о которой, как мне говорили, мечтают все мужчины. Этого они жаждут с такой жестокостью, что мне нужны высокие стены, запертые двери и вооруженная охрана, чтобы помешать им украсть это. Собственность настолько ценная, что мой отец может продать ее тому, кто предложит самую высокую цену, и получить взамен все, что захочет.
Собственность, которую, если бы я была достаточно храбра, я могла бы отдать.
Тому, кого я хочу.
Тому, кого я выберу.
Если у меня хватит смелости рискнуть.
6
НАЙЛ
К тому времени, когда я приземляюсь в Мексике, я чувствую себя еще более усталым и раздражительным, мне ничего так не хочется, как выпить чего-нибудь покрепче и лечь в мягкую постель. Однако я должен отправиться прямиком в резиденцию Сантьяго. Возле терминала аэропорта меня уже ждет черный внедорожник, несколько одетых в черное и вооруженных охранников окружают его. Это больше, чем я привык дома, и я чувствую небольшую, необычную струйку дискомфорта по спине, когда сажусь в машину. После встречи я договорился о прокате мотоцикла, и мне не терпится снова оказаться за рулем байка, а не сидеть взаперти за дверями, а теперь и за тонированными стеклами. В данный момент я не вооружен, и, видя огневую мощь вокруг себя, я надеюсь, что у меня нет причин сожалеть об этом.
Сосредоточиться на работе. Это все, что мне нужно сделать. Успех означает нечто большее, чем просто возвращение домой к счастливой паре братьев во главе королевского стола. Это означает, что у меня там будет собственное место. В своем стремлении встряхнуть ситуацию и начать новую эру для ирландских королей Лиам и Коннор постановили, что для того, чтобы сидеть за столом, больше не потребуется фамильное имя или унаследованное богатство. Вместо этого место там теперь нужно заработать. Хотя вполне можно утверждать, что я давно заслужил это место, мой роман с женой Коннора означал, что он настаивал на том, что мне нужно еще раз проявить себя. Лиам не стал спорить, и я не мог его за это винить. Братья теперь правят вместе, и, хотя я, возможно, давно заслужил свое место рядом с Лиамом, теперь мне нужно проявить себя и перед Коннором. Это раздражает меня, но в этом мире есть вещи, с которыми не стоит бороться. Это одна из них. Особенно когда я чувствую уверенность в том, что смогу выполнить работу, ради которой меня сюда послали, и вернуться домой с более сильным положением… и, надеюсь, с более спокойным умом.