Жестяная королева
Шрифт:
— Как все прошло?
— Не очень. — Я закрыла глаза, подождала три удара сердца, затем открыла их и посмотрела в лицо своей сестре. Она тоже заслуживала правды.
Поэтому я рассказала ей все.
Я рассказала ей все подробности, которыми папа поделился со мной о Воинах. Если она и была удивлена, то не подала виду. Она просто сидела рядом со мной и слушала, делая небольшие перерывы, чтобы дать Кристиану все, что ему было нужно, прежде чем вернуться на диван и позволить мне продолжать.
Я
Боже, благослови мою сестру за то, что она не смотрела на меня так, будто я должна быть в психушке, а не в ее гостиной.
Затем, наконец, я рассказала ей, как узнала о настоящей семье папы. Я рассказала ей, почему мы были секретом и что у нас были две сводные сестры в Южной Каролине.
— О, как я ненавижу его. — К тому времени, как я закончила, в ее глазах заблестели слезы. — Я думала, может, он перестал причинять нам боль. После смерти Ти Джея я подумала, что, может быть, он исчезнет. И когда он попал в тюрьму, я была так рада. Там ему самое место. Но это… Я ненавижу его за это.
Я была в ярости на своего отца. Может, ненависть придет, а может и нет. Но мне потребуются годы, чтобы перестать злиться.
— Я зла. Я чувствую себя дурой. Из-за того, что слепо верила ему, в то время как он лгал нам всю нашу жизнь.
Она усмехнулась.
— Это новый уровень. Даже для него. Я имею в виду… он прятал нас. Как мы не знали? Как мама не знала?
— Он держал нас всех на расстоянии. Даже маму.
— Это разрушило бы ее. Все те годы, что она ждала, надеясь, что он приедет к нам. Если бы она узнала, что он женат и у него есть другие дети, она была бы опустошена.
— Мы не можем ей сказать.
— Я согласна. — Шелби кивнула. — Ти Джей знал?
— Да.
— Маленький засранец. — Печаль исчезала с ее лица, сменяясь гневом, который я чувствовала глубоко в своей душе. — Он был точь-в-точь как папа. Дерзкий. Думал, что может манипулировать людьми. Он знал об этом и не отвернулся от папы. Он выбрал папу и этот гребаный клуб, а не нас.
Знание Ти Джеем папиных секретов было тем фактом, который ранил сильнее всего. Я была так… разочарована. Он должен был быть лучше. Он должен был быть лучше для меня, мамы и Шелби. Мы были его семьей. Мы были рядом с ним каждый божий день. Но Шелби была абсолютно права.
Ти Джей сделал свой выбор, и это была не его семья.
Мой брат был молод и непокорен. Он был самоуверенным и смелым. Он шел по жизни беззаботно, вероятно, потому, что все, в чем он нуждался,
И он умер за это.
— Папа никогда не должен был приводить его в этот чертов клуб, — сказала она. — Но мы должны были это остановить.
— Как? — Ти Джея всю жизнь готовили к тому, чтобы он стал Воином.
— Я не знаю. — Она посмотрела на Кристиана, лежащего на полу.
Этим утром он был веселым, может быть, из-за снега. Может быть, потому, что утро понедельника было тихим. Но он играл и посылал нам свои милые улыбки всякий раз, когда отрывал взгляд от своего любимого мультфильма.
— Я люблю маму, — прошептала она.
— Я тоже ее люблю.
— Но мы больше похожи на папу, чем на нее.
Это была правда. Наше упрямство. Наши собственные смелые личности. Наша сила. Мы унаследовали это от папы.
— Если бы я была больше похожа на маму, мы, вероятно, никогда бы ничего из этого не узнали, — сказала я. Мое собственное любопытство и напористость были тем, что открыло правду. — Я так сильно хотела завоевать его расположение. Получить от него больше. Наконец-то завоевать его внимание.
— Ты всегда хотела от него большего. Я никогда этого не понимала.
Может быть, Шелби с самого начала знал, что это невозможно. Я родилась не мальчиком и не могла быть частью его клуба, поэтому я бы всегда была на втором плане в жизни папы. Может быть, поэтому она никогда не старалась расположить к себе папу? Ти Джею вообще не нужно было стараться. Он всегда был гордостью папы.
— Я думаю… потому что он рассчитывал на меня, — сказала я. — Как будто он всегда знал, что я буду рядом, и когда пришло время, я не хотела его подводить.
— Он подводил нас.
Снова, и снова, и снова.
— Это больно.
— Это больно, — прошептала она, не сводя глаз со своего сына.
Кристиан никогда не узнает своего дедушку. Шелби этого не допустит. Она никогда не отвезет своего ребенка в тюрьму, и я сомневалась, что в доме есть фотография папы.
— Прости меня. — Я накрываю ее руку своей. — За то, что поверила ему. За то, что заговорила обо всем этом.
— Никогда не сожалей о правде. Я не сожалею. Это больно, но я не сожалею.
— Шел… — я остановилась, увидев лицо своей сестры. Она не была Шелби. Как и я не была Новой.
Ее звали Мэй. Она всегда была Мэй. Вне стен дома моего детства, вне моей собственной проклятой головы, она всегда была Мэй. Единственным человеком, который называл ее Шелби, была я.
Я была так полна решимости проявить себя перед недостойным отцом, заслужить его любовь и преданность, что цеплялась за его ложь. За имена, которые он дал нам. Даже маме не составило труда называть нас Мэй и Джун.