Жил-был Генка
Шрифт:
Он не знал. Не предполагал.
Жизнь текла на пульсе однобокого и пьяного убожества. Чем дышала семья – всё равно, когда человек на запоях, когда ему не виден образ света. Дверь открыл сам. С шумом прополз по стене в комнату и со всего размаху сиганул на диван в надежде поспать.
Не понял. Грохот. И уже на полу.
– Чёрт! – Проговорил испуганно Генка.
– Хи-хи… – Чёрт рядышком, совсем рядышком.
– Схожу с ума! Дивана нет… Куда подевался? – И ещё некоторая брань вульгарных и незамысловатых словечек свалились на пол вместе с ним. Душа спряталась куда-то в незнакомые
А чёрт скачет тут, как тут.
– Хи-хи…
Поднялся мужик с пола, потирая ушибленные места.
Чёрт паясничает, ржёт.
– Хи-хи…
Генка дотянулся до света. Выключатель на месте.
– Хм… – Чёрт всегда рядышком.
– Фу! – Сразу же и полегчало, едва увидел свой вымученный диван на другой стороне комнаты. Кровь внутри взбрыкнулась вольготно, даже протрезвел на неопределённые мгновения! И рассмеялся. Отлегло чуть от сердца.
Потом признался Светке:
– Думал, чокнулся!
А разве не чокнешься от всеусиленного и пагубного пьянства, которое тебя режет пополам безжалостно?! Чокнешься и пропадёшь. Вот и пропал. До окончательной развязки осталось совсем чуть-чуть. Крохи, такие малые и угасающие… Но и крохи надо было выжимать из своего жития усилием чувственным.
– Светк…
Нет её.
– Моя?
Чужая.
– А чья?
Пропил уют любви.
– Эх, житуха!
Житуха ржёт озверело, дико, отупело, роняя капли омертвелого пота на широкую грудь. Чёрная смерть не смывает пороги страхов, напротив, нагнетается болезнь звуками потусторонних качеств, нагнетается весьма невнятно, но уверенно, чтобы сгинуть посреди смысла. Но у Генки смысл рухнул в ночь. Какой к чёрту смысл, когда яд смерти и крови отравил весь покой?!
– Есть что там или нет?
Кто знает?! Умрёшь и познаешь всякое настроение и по себе и по всему! Но хочется точно знать и верить, что на том берегу ничего не откроется заново! Жизнь уже не может высветить свои ориентации новых прав и радостей! Надоела однажды и надоела всерьёз! К чему грузить снова и снова свои принадлежности?! Лучше пусть ничего не поизольётся на чувствах, с которыми расстаёшься навсегда!
– Распрощаться сегодня и хватит! Если есть и там произволение, приму иначе… Или не приму? – Присела на плечи подневольная страсть и всегдашнее сомнение. А вдруг, вдруг и на неведении эти самые чувства растворятся страданием и муками?! Генка ломал сам себя. Но выискивал свою историю на потоке желанной и ненавистной смерти, в которую готовился вступить самостоятельно и один, как всегда один…
О,эта смерть…
А кто, кто последует с ним? Из трезвомыслящих – никто! Никто не умрёт неестественно и страшно, но последователи будут всегда. Таких много на нашей планете находится, кто не смог себя правильно найти в доле страстей и благостей.
Жаль…
Но факт!
И человек же не от себя слагает усилия якобы своим желаниям и якобы своим потребностям. Есть Кто-то или что-то на чём, собственно говоря, и вырабатывается любая зависимость и любая жажда. И потому, прощай, Земля. Прощай всё то, что дала ты и, что взяла ты. Пора уйти туда, где, может быть, и ждут, ждут, хотя на существе совсем не поземному чувству встретят там…
Где там?
О, это неизвестно никому. И потому она, эта утомительная неизвестность, страшит всегда и всякого, кто ощущает бытие внутри себя на пульсе исчезающего времени. Что ж порог неограниченно и весьма неудачно обрисовал себя на привете объявившегося мрака. Встречай его, Генка! Он ждёт тебя давно. Готов ли ты, ты встретиться с неизвестностью? Или ещё не готов?
Молчишь? Помолчи ещё немного. Попробуй организовать правильно факт смерти в своём пытливом уме. Может ещё рано, рано уходить туда? Ох, как мучает неизвестность… Кровь страдает за что-то, а Бог смотрит и не творит за тебя…
Генка! Генка…
– Здесь я…
Что надумал?
– Сомнение колышется…
Так не спеши, не спеши…
– Не могу… Тошно и сил нет больше… Нет смысла и нет ничего, чем можно удержаться на плову бытия… Всё кончено… И нет мира, нет любви, ничего нет… Всё прошло, точно и не бывало, точно не моё вовсе, а чужое, далёкое…
Не прошло ещё… Есть много чего…
– Прошло и сгинуло…
Оглянись, оглянись же назад… Не торопись решать судьбу таким бурным и невероятным натиском ада… Может, ты оставил что-то важное, ради чего стоит пожить, ради чего тебе надо себя ещё чуть-чуть помять и сообразовать?!
– Не знаю… Ничего не видать… Всё прожито…
А как, как увидать-то?! Мрак непролазный повсюду лобзает чутьё, а сквозь него ничего не рассмотреть человеку. Отчаяние лижет кровь души, и мрак не подаёт уже никаких надежд. На таком устройстве не родится любовь к прожитым дням.
Чёртов мотив шествовал на всём отрезке временных лет странствия, и потому именно очертенялось чувственное дыхание на падшем естестве, а не освящалось. Мотив сей всегда соприсутствовал в Генкиной правде сложившегося века скорбей. И постоянно, без 'yстали чёрт мутил свет в пути на своих мечтаниях, раздувая непутёвые и длинные истории громаднейшей лжи.
Почему же Ангел себя не проявлял так откровенно, как дотошный бес?! Почему Ангел, данный Богом на охранение мыслей и слов, всегда тих на призывах, а чёрт – нет?! Святое отмалчивается, а грешное реализуется. Вот и вся правда! А человек устремляется туда, где свойства дают свои ростки, чем возможно присовокупить идеи жизненных традиций. Как ни банально, как ни странно, но именно грехи и есть условия смысла.
Тогда почему, почему за это человек получает усиленное наказание, почему мучается и скорбит на болезненно-горестном воздыхании и невероятном помрачении? Потому, что именно грехи определяют меру заслуженных наград! Тогда может лучше окунуться в них с головой? Но на таких пажитях человек может себя растерять и наград не осилит принять, а лишь истомится на вечном союзе лет, которые станут мучением и утеснением и новою болью.
Грехи ведут к совершенству, но лишают земной радости и не позволяют общаться с Ангелами. Ангелы всегда на расстоянии недосягаемости. Но знания обрастают скорбями, исцеление уже не здесь, а там. Логика собирается странно, но такова мера бесконечности.