Жил-был Пышта
Шрифт:
Пока ехали, Пышта ему всё рассказывал про Непроходимимов, и про таблетку, и про автобус, и про Майкины руки, и как они с Владиком вместе лекцию читали.
— Значит, за Советскую власть агитируете, — одобрил водитель.
— Конечно! — гордо ответил Пышта. — А можно мне посигналить?
— Не возражаю.
Потом водитель затормозил:
— Пойдём поглядим: комбайн картофель убирает.
Комбайн ходил по полю не сам, потому что был не самоходный, а прицепной. Он шёл на прицепе у трактора по высокой ботве, а за ним оставалось поле без единой
— Где ж весь урожай?
— Сейчас увидишь.
Они побежали по мягкой, просеянной земле догонять комбайн.
— А зачем он боком ходит? — крикнул Пышта на бегу.
— Он не боком, он прямо идёт.
— Нет, боком, у него шея вбок торчит! — крикнул Пышта.
— Какая шея, чудак человек! — засмеялся водитель. — Это ж транспортёр, по нему картофель выдаётся в машину!
Они почти уже догнали комбайн, когда к грохоту его прибавился железный гром: примчался самосвал. Пристроился к комбайну сбоку, точнёхонько под его длинную шею. И сверху с весёлым стуком посыпались в кузов клубни — чистые, без ботвы, без земли. Шофёр дал ходу, и самосвал умчался, полнёхонек.
А Пыштины руки вспомнили тяжесть кустов с налипшей землёй, и скользкие клубни, и как долго набиралась корзина. Всего одна корзина. А тут целый самосвал враз!
Пышта, заворожённый, бежал то рядом с комбайном, то опережал его, чтоб заглянуть спереди. Девушка с мостика что-то ему весёлое кричала, а о и не обращал внимания. Рабочие части комбайна были открыты, и Пышта глядел, как ножи вспарывают землю, как навстречу им сами лезут из земли кусты картофеля, ножи срезают ботву, а клубни ползут вверх по транспортёру — сами, сами, сами ползут! Надо же!..
Вдруг комбайн, словно большой пёс, отряхнулся, гремя решётами, и сбросил всю набившуюся вместе с клубнями землю, и она осталась на поле мягким просеянным покровом. А клубни, совсем чистые, всё шли вверх, готовые высыпаться в самосвал, когда он подъедет. И он подъехал, и опять весёлый картофельный обвал загрохотал в его железное днище.
— Нравится? — спросил водитель, когда, взяв заворожённого Пышту за руку, привёл его к «Победе».
Но Пышта не стал хвалить комбайн. Пышта тихо сидел рядом с водителем и думал: «Хочу, чтоб на всей земле картошку убирали синие комбайны. И чтоб Майка не обдирала руки. Майке нужно на аккордеоне играть…»
И услышал, как водитель говорит:
— Скоро таких и всяких машин будет много. Все люди станут делать своё дело на своём месте, и никто не будет обдирать зря руки…
Пыште такой разговор понравился, и он спросил:
— А можно мне вместе с вами баранку покрутить?
— Пробуй! — сказал водитель. Он раздвинул руки, Пышта ухватился за руль. Они вместе повели машину, и она шла не петляя.
Пышта сказал:
— Мне нравятся такие широкие дороги — ни на что не наедешь.
— А мне не нравятся такие широкие дороги, — сказал водитель. — Выучишь таблицу умножения — тебе тоже не понравятся.
— А я и так уже много выучил.
— Тогда считай. Почему дорога широкая? Трактор не допахал, рано повернул. Если не допахал каждую борозду на три метра в длину, а поле шириной тысяча метров, — сколько земли зазря пропадает?
Пышта сообразил: взял три метра тысячу раз.
— Три тысячи метров!
— Верно. Значит, три тысячи квадратных метров земли брошено на съедение сорнякам или под колёса машин. А тут хлеб мог бы расти! Вот и нужно таких хозяев безруких — за ушко да на солнышко! А то одни бьются за каждое зёрнышко, а другие без призора, без заботы земли бросают, урожай гноят…
— Как — гноят? Зачем? — удивился Пышта.
— Бывает, не уберут вовремя, не вывезут, оставят гнить под дождями, — морозом и прихватит… А ты посчитай: если десять хороших клубней поморозить, а из каждого бы куст вырос, а на кусте по десять картофелин, — сколько всего загублено?
— Сто! А только на некоторых даже по пятнадцать картошек сидит. А я так много не умею множить.
— Помогу, — сказал водитель. — Пятнадцать клубней на десяти кустах — получится сто пятьдесят штук. А это на неделю хозяйке хватит семью кормить.
— Нет, так неинтересно, если всю съедят, — заспорил Пышта. — Интересно, чтобы опять посадить, и опять чтоб по пятнадцать картошек выросло! А потом опять, а потом опять… Сколько получится?
— Так можно множить до вечера, — засмеялся водитель. — Ты просто проверяешь, как я с арифметикой справлюсь? Справлюсь. Если бы считать не умел, мне бы Советская власть не доверила руководить районом.
— Каким районом? — спросил Пышта.
— Этим самым. Я председатель Прудковского районного Совета.
Пышта огорчился:
— А я думал, вы настоящий шофёр… — Ему очень хотелось иметь знакомого шофёра: чтоб не на грузовой, а на «Победе». — А если вы тут председатель, — стал задираться Пышта, — так почему у вас дороги широкие?
Председатель с любопытством взглянул на Пышту, ответил серьёзно:
— Оправдываться не стану. Однако обещаю: район мы все, вместе с народом, из отсталых вытащим. Важно, чтоб люди поняли, как много зависит от каждого — от тебя, от меня…
— Мы поняли, — сказал Пышта.
— Кто это «мы»? — удивился председатель Совета.
— У нас одна звёздочка, девчачья, захотела, чтоб наш класс по чистоте занял первое место. А мы не захотели, пышто надо всё время про эту чистоту думать, и пол даже мыть, и мел не крошить. И мы заняли первое место, только с конца…
— Правильно, — кивнул председатель. Он вёл машину и не сводил глаз с разъезженной колеи.
— И ничего не правильно, — возразил Пышта. — Тогда мы захотели все. Мы пошли в гости на теплоход «Большевик». Там в машинном отделении все трубочки и винтики блестят как золото. И на них матросы наждачной бумагой такие блестящие штучки накручивают — «петушки» называются. И мы в классе такую же чистоту навели, и накрутили «петушков» на дверных и оконных ручках, и первое место заняли, и про нас по школьному радио говорили!