Жили-были, ели-пили. Семейные истории
Шрифт:
– Сначала лист бетеля – он и основа, и упаковка, потом известь для консистенции, потом сушеный арековый орех, можно добавить пасту из бобов акации. Бетель ведь жуют, а сколько людей, столько и вкусов, поэтому надо сделать каждому по вкусу, ведь это как блюдо – можно положить укроп, куркуму, шафран, тмин, кориандр, можно семечки огурца или арбуза, можно ментол или сахарный сироп с кокосовой стружкой, а для особых знатоков серебряную фольгу или даже камфору, которая вызывает эйфорию.
«Так что приготовить?» – Она хитро на меня посмотрела. Я выбрала имбирь с гвоздикой с добавлением огуречных семечек. Старик кивнул и начал сыпать по маленькой ложечке из своей лаборатории. Потом свернул аккуратный треугольник и положил на блюдце передо мной.
Зажмурившись, я запихнула его в рот, стараясь не думать о том, что старик не помыл руки, что в этих немытых годами баночках может уже черт-те что завестись и что снова в больницу я не хочу. Но риск – благородное дело! Стала жевать – остро, жгуче, пряно, хрустяще! Решила, что в такой смеси сдохнут все вражеские бактерии.
Уже загорелая!
Елочка, которую нам на Новый год привез из Москвы Леонид Михайлович Рошаль
Мои первые попытки фотографии – перед поездкой в Индию сфотографировала всю семью
Вкус раскрывался по мере того, как я раскусывала все новые и новые ингредиенты: какие-то семена, орешки, специи, лепестки. Бетель на самом деле растительная жвачка, а наркотического в нем не больше, чем в табаке, но если сигарета успокаивает, то бетель бодрит и будоражит. Но никаких розовых слонов и ходячих кактусов не наблюдалось даже близко. В бедных районах его жуют и дети тоже – это проверенное средство от голода: вроде что-то жуешь, челюсти двигаются, мозг, видимо, успокаивается, что работа а разгаре, и пока до него дойдет, что это обман, время так и проходит. Тех, кто часто жует бетель, видно: у них ярко-красный рот и бурые зубы. Еще говорят, что он очень полезный – что-то типа мезима, помогает переварить тяжелую пищу. В Австрии после ужина пьют егерьмайстер, в Италии – лимончелло, в Индии жуют бетель. И правда, становится легче! Когда к нам в Индию приезжали родители, дала попробовать бетель папе. Понравилось, сказал, необычно. Как же я радовалась, когда они приезжали! Было это всего раза два, но какое это было счастье! Привозили гостинцы, я просила всегда одно и то же – буханку бородинского, шоколадные конфеты типа «Мишки косолапого», кило российского сыра и палку докторской колбасы. И еще кучу писем от всех. Хлеб и колбаса сразу послушно ложились в морозилку, чтобы потом ежедневно уменьшаться по кусочку, письма моментально прочитывались. Да и конфеты долго не проживали.
Авария
В Индии с Расулом Гамзатовым. 80-е
Папа с мамой пользовались любой возможностью, чтобы приехать к нам в Дели: Конференция молодых писателей Азии и Африки – они летят, Съезд индийских писателей из трех человек – они едут, все, что было связано с Индией в эти три года – с 1983 по 1986-й, – ими с мамой пропущено не было. Однажды они приехали с поэтом Расулом Гамзатовым на какое-то писательское совещание. Расул был нашим соседом, когда мы жили на Калининском проспекте – мы в высотном доме, где внизу находилось кафе «Ивушка», а Расул в доме с аптекой. Окна в окна. Когда родители приходили вечерами домой и включали свет, часто раздавался звонок по телефону – это звонил Гамзатов и приглашал к себе в гости или сам приходил к нам. Он был с замечательным чувством юмора, Расул. У него была жена Патимат, и он называл себя доктором патиматических наук. Однажды прислал ей срочную телеграмму с заседания президиума Верховного Совета: «Сижу в Президиуме, а счастья нет!» И когда папа сказал, что они прилетают вместе с ним, я очень обрадовалась. Любила его.
Дни были расписаны, встречи с поэтами, чтение стихов в небольших комнатах, где немногочисленные заинтересованные русской поэзией индийцы сидели на полу и кивали в такт стихам. Чтение одного стихотворения занимало много времени – сначала отец читал стихотворение целиком без перевода, и индийцы, слушая незнакомую речь, раскачивались в такт рифмам, как кобры перед дудкой заклинателя змей. Потом вступал переводчик. Стихи на хинди звучали странно и дико. После каждого переведенного предложения раздавалось дружное «ооооооо», слушатели начинали обсуждать услышанное, удивлялись невиданным сравнениям и непонятной философии. После следующего понятого предложения снова «ооооооооооо», качали головами и цокали языками, переваривая услышанное. Потом была очередь Расула, и снова долгое, как эхо, «ооооооооооо». После трех таких окающих выступлений в Дели собрались поехать в Джайпур.
За нами – ехали мы с родителями и Расул с женой и переводчицей – прислали две сгорбленные старенькие машины наподобие нашей «Победы», «Амбассадор» называется. Когда наш водитель с редким именем Атом тронулся и стал постукивать ладонью по рулю, я увидела, что у него шесть пальцев на одной руке – маленький недоразвитый пальчик беспомощно подрагивал над безымянным. Было очевидно, что водитель своим шестым пальцем сильно гордится, объяснив, как только мы сели, что нам очень повезло, ведь такое отличие ему дал сам Будда. Мы ехали уже больше часа по совершенно унылой безлюдной земле, как вдруг передняя машина резко затормозила, и нам на лобовое стекло бросилось что-то тяжелое, разбив его вдребезги. На руках у нашего шестипалого Атома оказался старик, будто упавший с неба. Как потом оказалось, появившись непонятно откуда, он побежал через дорогу перед первой расуловской машиной, и та, поддев его, будто бык тореадора, перебросила прямо на наше лобовое стекло.
Сказать, что шестипалый офигел, не сказать ничего. Да и мы были в ужасе – у нас в машине лежал в стекольной крошке окровавленный старик, не подававший признаков жизни. После долгого причитания водитель выволок его наружу и положил на землю у дороги. Подходить к нему мне, конечно, было боязно. Вдруг помер? Но вспомнив свои детские врачебные мечты и школьные навыки по оказанию первой медицинской помощи, я, как крабик, боком подошла к лежачему старику. Он дышал, казалось, что просто спит. Я стала вынимать из него осколки стекла, которые играли и переливались на солнце, придавая старичку очень праздничный и гламурный вид. Раны заливала водкой, которую родители всегда привозили для подарков. Старик постанывал. Углубившись в свое медсестринское дело, я не заметила, как вокруг меня выросла толпа зевак. Откуда? Подземные жители, вылезшие наружу? Ведь пейзаж был абсолютно лунным и никаких жилых построек вообще не было видно. Люди молча стояли и смотрели. То на старика, то на нас. Но когда наш водитель, размахивая шестипалой рукой, стал что-то им объяснять, те почтительно отошли и хором закивали. Он показал им руку, видимо, намекая, что послан Буддой. Те в знак приветствия сложили ладони перед собой и что-то нестройными голосами проговорили.
– Можем ехать, я все уладил, мой шестой палец снова не подвел меня, – сказал Атом.
А старик закряхтел, открыл глаза и долго пытался понять, почему он лежит на дороге, от него пахнет спиртом, а рядом иностранка, выбирающая стекло из его ноги.
Обратная дорога была тяжелая. Мы ехали все, как бедуины, замотав лицо платками, чтобы в рот не попала пыль или какие-нибудь несъедобные насекомые, и надев очки, чтобы кое-как защитить глаза – ведь лобового стекла не было, ветер бил в лицо, наполняя машину мошками, которые размазывались на лету о наши очки.
Поездка в Джайпур «удалась».
Когда вернулись в Дели, с нервной голодухи остановились в первой же маленькой уличной едальне, где нас накормили намного лучше, чем в гостиничных пятизвездных ресторанах. Сухощавый повар готовил при нас. Под навесом прямо на улице стояла глиняная печь тандыр, похожая на гигантское осиное гнездо, откуда он вынул только что приготовленных оранжево-черных цыпляток и разложил их на большом металлическом подносе вместе с маленькими пиалочками всевозможных соусов, огуречной райтой и чатни. В этой же печи подходили лепешки, прилепленные к внутренним стенкам тандыра. К печи подойти было невозможно, она пыхтела своими 400 градусами, а если добавить уличные 45, это был явный перебор. Мы отсели и устроились под дырявым навесом на разных стульчиках, продавленных и расшатанных, вот так сидели и смотрели на проезжающие мимо машины, тощих коров, облепленных мухами, детей, сидящих в пыли. И ели самые вкусные в мире тандури. Ели молча, переживая и запивая неудачную поездку взятой с собой подарочной водкой. Вернее, ее остатками.
Для настоящего цыпленка-тандури нужно что? Правильно, тандыр – печь, но мы будем использовать нашу русскую духовку, делать нечего. Цыпленка надо ободрать – все тандури без кожи и, разрезав на 8 частей и фигурно надрезав мясо ножом в нескольких местах, чтобы маринад дошел до глубин, замариновать на ночь. Для маринада надо смешать натуральный йогурт, лимонный сок, чесночное пюре и готовую специальную смесь: тандури-масала. Залить маринадом цыпленка и забыть на ночь. Теперь о тандури-масала. Ее, конечно, лучше сделать самому: цыпленка вы уже давно съедите, а удивительный запах специй будет еще долго стоять на кухне, будоража аппетит. Делаем сами? Давайте! Чуть обжариваем на маленьком огне без масла до появления аромата зиру, кориандр, коричную палочку, мускатный орех, анис, зелёный кардамон, чёрный перец горошком и лаврушку. Толчем остывшие специи в ступке, добавляем мелко нарезанный свежий зелёный острый перчик без семян, кусочки очищенных и нарезанных свежих имбиря и куркумы, толчем до получения однородной массы, добавляем половину чайной ложки сладкой паприки и перемешиваем.
Цыпленка готовим в духовке при максимальной температуре. Подаем с соусами или с огуречной райтой.
Райты – это разновидность индийских салатов: свежие овощи с йогуртом. Название от слова «рай» – семена черной горчицы, но кладут их не всегда, в каких-то районах заменяют тмином и толченым кумином, в каких-то мятой, где-то перемешивают все вместе и смешивают с овощами и йогуртом. И опять же не всегда можно класть только йогурт, можно разбавлять его сметаной или вообще использовать кефир. Для жарких стран салат незаменимый.