Живая вода. Часть 5
Шрифт:
Ганконер подул Джарету на лицо.
– Вроде отек больше не увеличивается. Может, за ночь пройдет. По ночам здесь сильно холодает.
– Сколько?..
– Сколько я здесь маюсь? Трое суток.
Первая хорошая новость. Джарет опасался, что серпантин уведет его горзадо дальше вперед по времени.
– Джарет?
– Ганконер снова подул ему на лицо.
– А с чего ты взялся меня искать? Нет, молчи, потом расскажешь. Сейчас главное — придумать, как нам выбраться. По моим прикидкам выходит, что дольше года мы здесь не продержимся. А скорее всего, и того меньше. Даже если нас не убьют, высохнем без магии, как трава без воды.
– Паникер...
–
– Кто... здесь...
– Живой товар. Кроме нас здесь четверо. В этом мире, как минимум, две расы. Те, которые нас поймали, смуглые и черноглазые. А пленники — с более светлой кожей и глаза у них голубые или серые и русые волосы. Но мы и на их фоне сильно выделяемся.
– Это повышает... ценность...
– Хорошо бы, - серьезно ответил Ганконер.
– Не уверен, что смогу работать на плантации сахарного тростника. Или что они тут выращивают?
Фургон замедлил ход. Снаружи послышались голоса.
– Куда-то приехали, - Ганконер сел и зашуршал соломой.
– Лежи тихо.
«Если меня кто-нибудь тронет, я буду лежать очень громко», - ни малейших иллюзий в отношении себя Джарет не испытывал. Если Триус пожелает отыграться, терпеть, стиснув зубы, едва ли получится. Проклятье, даже у демонов он не испытывал такой унизительной беспомощности. И перед кем? Перед простыми людьми - извечной добычей сидов!
Заскрипела дверь, по фургону пролетел жаркий ветер. Что-то угрюмо сказал Триурус. Ему ответил незнакомый голос, в котором отчетливо звучало недоверие. Доски пола заскрипели под тяжелыми шагами. Джарет почувствовал, как подобрался Ганконер. Кто-то присел рядом, коснулся лба Джарета, присвистнул. Потом неожиданно стало легче дышать. «Ошейник расстегнули», - понял Джарет. Триурус заговорил быстро и недовольно. Незнакомец ответил ему короткой насмешливой фразой уже от двери. Фургон качнулся.
Что произошло дальше, Джарет мог только догадываться. Ганконер резко вскочил, что-то свистнуло, рассекая воздух. Неподалеку кто-то сдавленно ахнул, затем послышался взрыв трескучей речи. Судя по интонации — это были особо заковыристые местные ругательства. Фургон снова качнулся — внутрь ворвались двое. Повелительно и резко крикнул Триус. И вдруг послышался звук флейты, и голоса тут же смолкли. Ганконер заиграл громче. Это была музыка самой степи, ее жаркой бескрайности и одиночества. Он играл долго, и всё это время Джарет даже дыхания людей не слышал. Только когда флейта смолкла, послышались вздохи, а потом звук струйки воды, текущей в жестяную посуду.
– Благодарю, - сипло сказал Ганконер. Он сел рядом с Джаретом, прополоскал рот, сглотнул.
– Четвертый раз в жизни играю со скованными руками.
На лицо Джарета лег мокрый платок, на шею — второй.
– Пить не предлагаю, не сможешь.
Джарет не ответил. Он помнил все три упомянутых случая. В двух из них Музыкант спасал жизни им обоим. В третьем — себе. По крайней мере, он так думал, когда усмирял натравленных на него псов Дикой Охоты.
В фургоне произошло какое-то оживление. Зазвенели цепи. Раздались шаги множества ног.
– У нас пополнение, привели еще четверых. И принесли ужин, - Ганконер тоскливо вздохнул.
– Если эту мерзкую болтушку можно так назвать. Больше двух ложек я не в состоянии проглотить, хоть убей. А местные едят с удовольствием. Неужели здесь вся еда такая противная?
Джарет принюхался, и его замутило.
– Да, в первый раз меня тоже чуть не вырвало, - Ганконер со стоном сделал пару глотков
В ответ послышался тихий шелестящий голос.
– Не стоит благодарности, право же, - с иронией ответил Ганконер.
– Ты... понимаешь?
– Нет, но догадаться несложно. Я пытаюсь запоминать слова, но одни слишком быстро тараторят, а другие слишком тихо шепчут.
Он снял с Джарета платки и снова их намочил. В фургоне постепенно становилось прохладнее. Джарет задышал с облегчением, опухоль определенно спадала.
– Это просто стоянка, - с сожалением сказал Ганконер.
– В дверь мало что видно, но рядом стоит еще один фургон. Его хозяин приходил на тебя смотреть. По-моему, Триус ему служит.
Джарет обдумал эту информацию. Убивать его не будут, это ясно. А еще здесь ценят музыку.
– Колыбельная, - прошептал он.
– Хочешь, чтобы я исчерпал силу флейты, как уже исчерпал свою? Даже если получится, ты не сможешь сейчас бежать. Вокруг степь, мы будем как на ладони, а эти ребята стреляют очень быстро и точно. Подождем. Жаль, вода закончилась.
Он убрал высохшие платки. Джарет рискнул приоткрыть глаза. С облегчением убедился, что видит не хуже, чем раньше. Ганконер сидел рядом и жевал травинку. На нем был всё тот же бальный наряд, но изрядно потрепанный. На правой руке — свежий след от хлыста. А запястья охватывают широкие железные браслеты, соединенные короткой цепью. Дюймов десять, прикинул Джарет. Странно, почему рабов не приковывают друг к другу или к стене? В чем смысл таких наручников?
В открытую дверь потянуло дымком и вкусным запахом. Хозяева питались не той бурдой, которой кормили рабов. Ганконер сглотнул, в животе у него отчетливо заурчало. В фургон снова кто-то зашел. Джарет узнал шаги незнакомца, расстегнувшего на нем ошейник. Человек был высокий, одетый в кожаную куртку с бахромой и такие же штаны. На высоких сапогах и широком поясе поблескивали крупные серебряные бляшки. У Триуса таких не было. Заложив большие пальцы за ремень, мужчина пару минут рассматривал Джарета, удивлено покачал головой, хмыкнул, перевел взгляд на Ганконера и сделал знак подняться. Ганконер встал, и Джарет увидел ответ на свой вопрос. На Ганконере был ошейник, от которого тянулась длинная цепь, конец которой терялся на полу среди сена.
Человек достал из кармана кольцо с ключами, выбрал один, вставил в замочную скважину на ошейнике, повернул с отчетливым щелчком. Отбросил ошейник, взял Ганконера за плечо и подтолкнул к двери. Музыкант быстро глянул на Джарета, отвернулся и молча пошел впереди хозяина. Джарет прикрыл глаза. Понятно, господа желают развлечений на ночь. Хотя, развлечения бывают разные. Интересно, насколько здесь вольные нравы?
Выйдя из фургона, Ганконер зябко поежился. Бархат и шелк — плохие защитники от ночного холода. Хозяин снова подтолкнул его, направляя к соседнему фургону, где горел костер. Сам сел на верхнюю ступеньку, закинув ногу на ногу. Медленно и четко произнес какой-то вопрос. Ганконер покачал головой. Человек изогнул черную бровь и с легкой запинкой произнес фразу на другом языке. Убедившись, что его снова не понимают, раздраженно хлопнул ладонью по колену. Встал, скрылся в фургоне и вернулся с кожаным тубусом. К удивлению Ганконера, перед ним развернули большую карту. Хозяин выразительно ткнул пальцем в середину закрашенной в коричневый цвет области и сделал широкий жест, охватывая горизонт вокруг. Потом ткнул пальцем в Ганконера и потряс перед ним картой.