Живая вода
Шрифт:
Блики становились все ярче. Разглядеть что-то кроме сине-зеленого свечения оказалось невозможно. Вскоре оно стало не просто ярким, а слепящим, и Феликса зажмурилась. Капель, звон и шелест стали четче; эти звуки доносились словно со всех сторон сразу, ввинчивались в мозг, ускорялись, рискуя довести чародейку до безумия…
… Волны ударили ее о скальную полку. Феликса судорожно вцепилась в подобие берега, несколько взмахов ногами вытолкнули ее вперед. Еще одна волна грубо толкнула ее дальше, и чародейка сильнее ухватилась за край поросшей острыми ракушками скалы, чтобы
Подниматься пришлось в основном на ощупь, но иногда где-то дальше и выше вспыхивали бледные сине-зеленые светлячки. В этих вспышках стало видно, что острые краешки наростов на скалах — вовсе не ракушки. Это были самоцветы, сапфиры и изумруды, аквамарины, флюориты, аметисты, какие-то фантастические минералы, которых она никогда не встречала — камни, большинство из которых ни за что не могло бы соседствовать в природе.
Очередная вспышка высветила впечатанный в скалу череп — кристаллы самоцветов проросли прямо сквозь него. Еще череп. И еще. Скоро она поняла, что лезет практически по одним только черепам. “Если Анаштара символизирует источник мертвой воды, — подумала Феликса, — то второй Проводник должен бы вести к источнику живой воды. Но пока что-то не похоже”.
Очередная ступенька наконец вывела ее к источнику вспышек — огромной пещере. Она точно так же поросла щетками кристаллов, и свет отражался в них мириадами разноцветных бликов, в основном синих и зеленых. Сам светоч оказался крошечным: белое пятнышко размером не больше яблока.
Феликса застыла. Бликующие кристаллы были не главным чудом в этом месте.
Противоположная стена пещеры, та, от которой долетал пульсирующий свет, сплошь поросла лозами. Толстые, как древесный ствол, основания переплетались с нежными свежими ростками. Ростки же непрерывно ползли, крепли и выстреливали новые листья и гибкие усы, которыми цеплялись за старые участки. Стена лозы была такой плотной, что Феликса не могла различить за ней скалы.
Постоянно растущая лоза избегала одного места в центре — источника света и того, кто его оберегал. Белый светоч вспыхивал между двух светлых витых рогов. Рога принадлежали существу с бледной кожей, испещренной темно-зелеными татуировками. Те, казалось, тоже двигались и рисовали на его коже новые ростки, в то время как старые сохли, бледнели и исчезали. Ниже пояса тело покрывала блестящая темная сине-зеленая чешуя. Ноги по форме напоминали задние конечности горного козла, но копыта были гораздо мощнее.
Леший спал. Широкая грудь мерно вздымалась в такт пульсации светоча между рогов. Феликса боялась сделать шаг и разбудить его, боялась, что если он проснется, то лозы прекратят свой рост, светоч погаснет, и волшебная пещера погрузится во тьму, из которой она только что выплыла.
“И все-таки, как я сюда попала? — Феликса с досадой осмотрела израненные мелкими кристаллами руки. — И почему плыла сквозь тьму вместо океана?” Глядя на лешего, она все-таки придумала объяснение: должно быть, тьма — это сон Древнего, оберегающий священное место от вторжений. Но что тогда ее пропустило? “На Проклятых островах Анаштара сама вела нас к ней, — вспомнила чародейка. — Течения подхватывали корабли в тумане и гнали к острову. И так же, наверное, какая-то древняя магия ведет через тьму его сна”.
Но все, кто прошел через сон, теперь были вмурованы в скалы убежища Древнего. “Не кончить бы тем же”, — вздрогнула Феликса.
Свет вдруг замерцал быстрее и ярче. Лозы взбухли змеиными кольцами, разрастаясь с такой скоростью, что чародейка едва могла уследить за движениями ростков. Больше всего на свете ей хотелось развернуться и сбежать обратно в океан. Но что-то подсказывало ей: побег бесполезен. И она стояла неподвижно.
Когда одна из лоз оплела ее руку, Феликса вздрогнула и стиснула зубы. Зеленые плети оплели ее ноги, талию, вторую руку и потащили прямо к лешему. Из-под опущенных век древнего струился слабый белый свет.
— Кто ты? — голос лешего звучал низко и гулко, как чугунный гонг — если бы кому-то пришло в голову сделать такой.
— Я — мертвец поневоле, — ответила Феликса. Это был странный ответ. Но очень честный.
Леший распахнул глаза, обдав ее волной белого огня.
— Мне хватает здесь мертвецов, — пророкотал Древний. — Все они хотели что-то украсть. Несколько камней. Кусочек живой лозы… А зачем пришла ты?
— Я пришла умолять тебя о помощи, — призналась Феликса. Белый свет заставлял слова вырываться из ее рта практически без ее участия. Сердце колотилось в агонии, как угодившая в костер лягушка.
— Любопытно, — леший прищурился. — Очень любопытно.
Он заставил лозы отпустить девушку. Феликса осела на пол, хватая ртом воздух. Легкие горели, все мышцы ныли, порезанные руки кровоточили.
— Зачем ты пила мертвую воду, девочка? — пророкотал Древний. Одной рукой он коснулся света между рогов, и тот стал ровным и мягким, повис в воздухе в центре пещеры.
— Чтобы другая могла пить живую, — прохрипела Феликса. Так плохо ей не было со дня побега из Арделореи. — Чтобы моя подруга не умерла.
— А теперь ты тоже хочешь жить? — леший склонился над ней, провел рукой над ее головой. Феликса наконец-то смогла нормально вдохнуть.
— Очень хочу, — чародейка села, отдышалась. — Я должна жить.
— Проще уничтожить тебя, — равнодушно сообщил Древний. — Ты слишком опасна.
Феликса шмыгнула носом, утерла слезу со щеки. Сил спорить не было.
— Если сочтешь нужным — убей, — чародейка посмотрела ему в глаза. — Но мне бы не хотелось умирать, даже не попытавшись спастись.
Глаза лешего были сплошной сине-зеленой радужкой с черной прожилкой вертикального зрачка. Феликса вспомнила, что уже видела такое. На ожерелье с драконом, которое так и не надела…
— Ты очень странный мертвец, — решил леший. — Я уже видел людей, выпивших мертвой воды — их не звал мир живых. Что тебя держит?
Молодой побег вновь оплел ее запястье.
— Данатос, — выпалила она. — Маронда. Дина. Брисигида. Лаэрт. Арделорея…
Лоза отпустила руку Феликсы. Леший едва заметно улыбнулся.