Живой пример
Шрифт:
Полицейские действуют не без разбора, они пытаются лишь освободить коридор для трамвая, но у них это не получается и никогда не получится: стоит им поднять с рельсов одного, как пробел тотчас заполняется другими юнцами. Хеллер, сам давно уже оказавшийся в кузове, с улыбкой наблюдает за безнадежными уборочными работами; он хотел именно это посоветовать оставшимся, но те и без его совета догадались, как поступить, и потому Хеллер, когда грузовик тронулся, протискивается к поднятому и запертому борту и пальцами показывает сидящим букву V.
Хеллер опускается на пол кузова посреди других арестованных. В грузовике курить воспрещается. Слабый свет пробивается сквозь гнущееся целлофановое окошечко.
— Куда мы едем?
— Кто знает, куда мы едем?
— Классический вопрос устной викторины, — замечает Хеллер, — вы же помните: можно ли, сидя в закрытом грузовике, прикинув на глаз скорость, а также время и зная еще, скажем, длину собственных волос, определить местоположение грузовика.
Парень с мегафоном спрашивает сопровождающего полицейского:
— Не будете ли вы добры сказать, куда вы нас везете?
Отвечает не тот полицейский, которому задан вопрос, а его напарник; отвечает очень кратко:
— Заткнись!
Скоро Хеллер чувствует, как все его внутренности начинают сотрясаться, значит, они едут по булыжнику, видимо, мимо вокзала Дамтор; быть может, и мимо университета; вот если бы студенты их поддержали и, сбежав с лекции, осадили бы оба грузовика… А может, они едут на восток, по мосту Кеннеди? Внезапно среди арестованных обнаруживаются битлы, и битлы запевают популярную «Let it Ье»[5], но полицейский, не захотевший ответить на вопрос, куда они едут, резко их обрывает:
— Отставить вой, — приказывает он. — Это вам не экскурсия.
Нарочно они, что ли, растягивают поездку? Попытаться разве описать Гамбург, угадывая, где они проезжают, словно бы видя улицы сквозь брезент? Не используется ли тут удобный случай, чтобы показать им образчик относительности восприятия? Воняет рыбьей мукой — значит, я в Эйдельштадте. Может, принять такой метод? Не воссоздает ли сила воображения, скрытая под брезентом, город Гамбург, равноценный истинному городу, а быть может, даже лучше истинного?
Грузовики сворачивают, подскакивая на бугре, затем словно переваливают через порог каких-то ворот, словом, выбиваются из общего потока уличного движения и едут, как кажется, по бетонированной, продуваемой со всех сторон площади. Теперь встречные порывы ветра от проскакивающих мимо трамваев уже не натягивают брезент, зато крутящиеся вихри полощут его, вздымают куполом крышу. И тут они останавливаются.
Борта кузова падают.
— Эй, выходи! А ну, слезай! Стройся в шеренгу, пентюхи, если понимаете, что такое шеренга.
Какая-то школьница, этакая русалка, распустившая длинные белокурые волосы, мягко, но настойчиво запрещает разговаривать с
— Глубокоуважаемая барышня, вас также просят взять ноги в руки. А теперь внимание! На-пра-во, черт побери! В полицию — шагом марш!
Гуськом потянулись они к зданию полиции, вползают по двум, не то трем обшарпанным каменным ступенькам, снова строятся в коридоре, пол которого до блеска протерт тряпкой, в коридоре, где так и разит строгой экономией и лизолом.
— Приготовить удостоверения личности, — объявляет полицейский, — будем заносить в протокол ваши данные. Не толкайтесь, все попадут.
Пятым в кабинет входит Хеллер. Зеленоватый свет лампы. У окна, выходящего на двор казармы, приткнулся видавший виды письменный стол. За старомодным, но надежным «ремингтоном» сидит не менее старый полицейский, печатающий двумя пальцами; рядом с ним стоит, склонившись над машинкой, другой полицейский. Стульев нет. На побеленной стене висят календарь — реклама завода сгущенного молока и фотография бывшего командира стройчасти, который с вестфальской одеревенелостью неподвижным взглядом уставился в комнату. Слева от стола — канцелярский шкаф, его дверцы — жалюзи без конца заедает.
Хеллер входит, останавливается у двери. Полицейский, тот, что стоит, коротко:
— Подойдите ближе. Ваше удостоверение.
Хеллер:
— Я не ношу с собой удостоверения. Никогда.
Пожилой полицейский:
— Другой документ? Может, водительские права?
Хеллер, высокомерно улыбаясь:
— Весьма сожалею. Я решительно не ношу никаких официальных собачьих жетонов.
Пожилой полицейский, внимательно взглянув на Хеллера поверх сползающих очков:
— Но вам же известно, что имеется постановление об обязательном ношении документов.
Хеллер:
— Оно не согласуется с достоинством отдельной личности.
Стоящий полицейский:
— Тогда вы, быть может в порядке исключения, будете столь любезны и назовете нам свое имя и свою фамилию.
Хеллер, ползав плечами:
— Янпетер Хеллер, Янпетер в одно слово, а дальше, видимо, требуется дата рождения: родился пятнадцатого января тридцатого года в Гамбурге, на углу Бундесштрассе и Ренцельштрассе в такси, номер такси я позабыл.
Стоящий полицейский обменивается с коллегой взглядами:
— Год рождения — тридцатый, так вы, стало быть, приближаетесь к сорока?
Хеллер с удовлетворением:
— Не хотите ли вы этим сказать, что я выгляжу моложе?
Стоящий полицейский:
— В тридцать восемь школу, как правило, уже кончают.
Хеллер:
— Вот мы и видим, что из этого получается. Если б зависело от меня, я ввел бы вторичное обязательное обучение для всех пятидесятилетних.
Пожилой полицейский:
— Профессия?
Хеллер:
— Учитель средней школы.