Живые и мёртвые
Шрифт:
Бигги отказался подчиниться обычным правилам, которыми руководствуется большинство людей в своих попытках продвинуться вверх по социальной лестнице. Он верил в экономические ценности и мораль среднего класса, но в то же время взбунтовался против социальных ценностей среднего и высшего классов; тем не менее, он жаждал мобильности и признания и даже хотел стать президентом Соединенных Штатов. Однако он не желал платить дань ученичества, постигая эти правила. Объектом его нападения стала вся система, контролирующая рост преуспевающего человека, и его атаки породили конфликты, которые не могли быть разрешены в рамках обычного функционирования этой системы.
Чтобы добиться успеха в нашем обществе, социально мобильный человек и его семья должны быть готовы и способны перевести свои экономические достижения в статусные символы, приемлемые для более высоких социальных слоев. Ни Бигги, ни его мать не желали даже пытаться это сделать. Напротив, задачи своего возвышения в сообществе они определяли в строго экономических категориях и агрессивно нападали на каждого, принадлежавшего к высшим слоям, кто играл согласно социальным правилам. Их поведение было слишком девиантным, чтобы не пробуждать тревожных и враждебных чувств в тех, кто их окружал. Сумей Бигги и его мать привить Янки-Сити свои ценности, представления и соответствующее поведение, они бы поставили под угрозу всю систему, ибо фундаментальные ценности, на которых зиждется современное общество, полностью противоречат тому, что пытались делать они. Мать и сын знали и соблюдали правила экономической игры, конвенционально определенные в Америке: они упорно трудились, экономили деньги и инвестировали их в собственность и, будучи хорошими предпринимателями, дешево покупали и дорого продавали. Они кое-что скопили и тем самым вписались в традиционный образец быстрого обогащения, пройдя путь от бедных иммигрантов до богатых американцев. Но на этом они остановились. Они не только отказались превратить накопленное ими богатство в символы социального статуса и в сам социальный статус, но и отказались привести свое поведение в соответствие со стандартами, установленными теми, кто располагался выше; фактически, они подвергли нападению и попытались разрушить символы статуса и вместо того, чтобы самим подчиниться высшей власти, попытались победить и подчинить ее себе.
Разрушение хилл-стритского особняка и замена его бензоколонкой, вместе со всеми предшествовавшими и последовавшими поступками, связанными с этим враждебным актом, эксплицитно выразили этот ценностный конфликт. Ни Бигги, ни его мать не желали переводить свое экономическое возвышение в социальную мобильность. На символы вышестоящих — на особняк и окружающие сады, на окруженный вязовой аллей жилой район Хилл-стрит — они обычно смотрели не как на социальные, а как на экономические объекты; всякий же раз, когда они воспринимали их как нечто большее, нежели просто объекты купли-продажи, они намеренно злоупотребляли ими для нападения на власть и престиж высших и высшего среднего класса. Они, несомненно, сознавали, что эти объекты представляют собой нечто большее, чем просто экономические ценности. Уже то, что они использовали эти объекты, пусть даже это и не входило в их намерения, демонстрирует, что они тоже воспринимали эти объекты как статусные символы.
Бигги достиг своей конкретной цели и осуществил свои намерения отчасти благодаря тому, что ни он, ни его мать не желали делать того, что полагалось делать для социального роста, и упорно продолжали высмеивать преуспевающих ирландцев, прошедших по конвенциональному пути снискания уважения своих сограждан и утверждения собственной значимости. Они уничижительно называли таких людей «зажиточными ирландскими обывателями» [55] , а также использовали применительно к ним другие выражения, не столь печатные. Глубоко враждебное отношение обоих к власти, кажется, сделало их неспособными к принятию стандартов статусного общества.
55
В американском варианте английского языка выражение lacecurtain (зажиточный, мещанский) — сленговое. Обидный смысл выражения «lace-curtain Irish» связан с тем, что в нем быт его адресата приравнивается к «тюлевым занавесочкам» как первому внешнему признаку его общественного успеха и мещанско-обывательской деградации.
Когда Бигги одержал верх над своими врагами из высших классов, он перевел свою победу в коммерческий успех. Продав автозаправочную станцию «Стандарт Ойл Компани», он отделил от себя противоречивый символ дома и сада и тем самым провозгласил себя победившим обитателей Хилл-стрит, однако этим же самым поступком он преобразовал социальный символ триумфа мобильного человека из низшего класса в холодные реалии констатации финансового положения. Не может быть никаких сомнений, что в ценностных категориях его приверженцев из среды низших классов и простых людей Бигги одержал великую победу. Многие восхищались его финансовым успехом и способностью побеждать своих мучителей, завидовали ему, однако, как только он достиг своей цели, он сразу же отделил себя от того могущественного символа, который привлек к нему их внимание.
Непрекращающиеся атаки Бигги на политическую власть и статусную систему либо побуждали людей к открытому бунту против системы — для многих слишком пугающему, — либо сеяли среди них раздражение, нерешительность и, в конечном счете, смятение и усталость. Состав его приверженцев постоянно менялся. Некоторые то ходили в его близких советниках, то переходили в стан его врагов. Временами вокруг него формировалась сплоченная маленькая клика, работавшая с ним в тесном контакте, в другие моменты его окружало не более двух-трех человек. По сути дела, он очень одинок. Люди с опаской относятся к нему.
Наш политический порядок позволяет амбициозным индивидам выбирать из нескольких возможных путей развития карьеры. Они могут принять существующий мир таким, каков он есть; они могут обрушиться на его слабости и недостатки и попытаться улучшить те или иные части структуры, привести их в соответствие с требованиями справедливости и нравственности; либо они могут бросить вызов всему социальному и политическому порядку и попытаться заменить старую систему новой. Последнее неизбежно влечет за собой применение насильственных санкций против тех, кто возглавляет такие революционные движения; тем не менее такие роли предполагаются, признаются и нехотя принимаются нашим обществом. Если рассуждать в более широком смысле, то теоретически они необходимы для успешного функционирования политического сообщества, так как наше общество исходит из предпосылки, что свободные и разумные индивиды выбирают коллективное существование. Выбирающие революционный путь подтверждают право других думать и действовать в качестве свободных от принуждения индивидов и демонстрируют, что наши политические заповеди и в самом деле возможны. В то же время большинство революционеров дают наглядный урок, доказывающий, что подобный выбор может обернуться против них самих и что существуют вполне ощутимые границы, за которые люди здравомыслящие и патриотичные заходить не должны.
В политическом плане Бигги был социальным, а не экономическим бунтарем. Политическим или экономическим революционером, в привычном понимании слова, он не был. Тем не менее он покусился на один из столпов американского общества — наш статусный порядок. Психологически он всегда был мятежником, а потому не смог приспособиться к ситуации, когда сам стал человеком, наделенным авторитетом и политической властью. Будучи мэром, он подчас приводил в замешательство своих приверженцев тем, что продолжал бунтовать против того, что фактически было в его собственной власти. В какое-то время он пробуждал больше тревоги и напряженности, чем мог разрядить. После избрания мэром его борьба, хотя некоторые и продолжали относиться к ней весьма уважительно, многих смутила и напугала, особенно когда он стал обрушиваться на своих соратников и вносить смуту в собственные ряды. Многие из последователей уже не чувствовали себя с ним спокойно; их защитник стал потенциальной угрозой их собственной безопасности. Страх, нараставший в социальной группе Бигги, сдерживал и парализовывал действие. В этом не обязательно была вина Бигги; возможно, это было следствием неопределенности социальной структуры низших групп и агрессивности людей, привлеченных его деятельностью. Страх перед Бигги нарастал также вследствие его нападок на моральные недостатки тех, кого он знал. Хотя его и считали весьма снисходительным, он обрушивался на моральные несовершенства тех, кто его окружал, задавая нескромные вопросы или вспоминая досадные случаи трусости, пьянства, вероломства и другие неприглядные поступки.
Защитник народа, мученик, предатель, злодей, дурак и клоун — все те роли, которые Бигги играл или был вынужден играть, — выражают в идеальной форме некоторые из тех ценностей и представлений, которые мы имеем в отношении самих себя. В них представлены в преувеличенном виде незначительные действия, мелкие случаи соблюдения и нарушения правил, являющиеся частью нашего поведения. Поведение человека и все ценности и представления, его упорядочивающие, разрастаются в таких ролях до героических и божественных пропорций. Такие символические фигуры доводят до предела обычные чувства, испытываемые нами в отношении добра и зла, влечения и ограничения, порядка и индивидуальной свободы.
Добропорядочный гражданин, становящийся мучеником и жертвующий своей жизнью ради моральных принципов, которые составляют фундамент и опору нации, герой, с величайшим риском и полным самоотречением одерживающий верх над безнравственными врагами родной страны, злодей, ведущий свой народ в бездну разрушения или предающий его в руки врага, и нелепый импульсивный малый, выбивающий почву из-под ног законной власти, не давая прохода прилично одетой публике даже в холле респектабельного отеля, — все эти типажи переросли свои обычные жизненные пропорции и стали символами, возбуждающими в нас самые важные чувства по поводу самих себя и нашего социального мира. Они нас успокаивают и освобождают, но в то же время связывают и контролируют, поскольку выносят нас за пределы самих себя и позволяют нам идентифицироваться с идеалами нашей культуры. Всего лишь шаг отделяет нас от священных идеалов божественности; иногда они даны непосредственно и присутствуют здесь, ведь в истории человечества герои нередко становились богами.