Живые и мёртвые
Шрифт:
Если рассмотреть всю последовательность событий как нечто сосредоточенное вокруг художественного оформления особняка, то в Бигги легко увидеть импресарио, продюсирующего и ставящего публичный спектакль для увеселения и наставления масс, в котором он к тому же играет главную роль. У него всегда была наготове история, которую можно рассказать, довод, чтобы убедить в споре, и цель, к которой нужно стремиться. Благодаря врожденному артистизму Бигги так осуществлял отбор символов и монтаж накладывающихся друг на друга эпизодов, один лучше другого, что это позволяло ему достичь желаемого, нанести поражение врагам и снискать признание себе и тем коммерческим и политическим целям, которые он преследовал.
Насколько ясно сам Бигги понимал значимость этих символов и предвидел, какого рода влияние они могут оказать на Янки-Сити и Соединенные Штаты, — установить невозможно. Однако можно сказать, что он чувствовал их значимость и с мастерством и проницательностью подлинного художника выстраивал свой бурлеск таким образом, чтобы оскорбить лишь немногих власть имущих и минимальное (хотя
Красочные афиши, которыми Бигги оклеил стены хилл-стритского особняка, рекламировали знаменитое цирковое представление «Дикий Запад». Их кричащие цвета, стоящие на задних лапах львы и тигры, родео с ковбоями и мустангами, старающимися сбросить своих седоков, живые трапеции и изящные силуэты акробаток — все это передавало молодую брызжущую через край энергию неукротимого фронтира. Все это пробуждало в людях любого возраста буйные юношеские фантазии. Однако обычно такие афиши выкрикивают свои жизнерадостные беззаботные небылицы со стен старых сараев, заброшенных зданий, надворных построек, с досок объявлений и других объектов с низким статусом. Их обещающее праздник возбуждение и жизнерадостность, взывающая едва ли не к каждому, секулярны, профанны и выходят за пределы сферы частной жизни. Они предназначены для публики; они рекламируют представления не для немногих избранных, а для масс, где входная плата делает каждого не хуже любого другого.
Несмотря на обращенность к каждому, такие представления и афиши в значительной мере зависят от пробуждения воображения толпы, простонародья, простого человека. Они вешают о простом и беззаботном веселье, о «смертельных номерах», в которых артисты бросают вызов смерти и испытывают свою судьбу; они не имеют никакого отношения к тому благополучному и безопасному спокойствию, в котором люди живут упорядоченной, респектабельной и неподвижной жизнью без событий. Риск — это нечто большее, чем просто вложение средств, позволяющее стричь купоны с долговой расписки.
И вот такими-то афишами было оклеено элегантное здание в районе, обладающем высокой статусной значимостью. К символам приватным, высоким и «священным» были прикреплены перекрывшие их общие, мирские и профанные. Тем самым высший, частный и в некотором смысле сакральный мир был символически преобразован в низкий, публичный, мирской и общедоступный.
Более того, необузданные кричащие символы «Дикого Запада» были полной противоположностью тихим стенам особняка, исторически принадлежавшего вышколенной Хилл-стрит, вотчине консервативного класса старых семей. Таким образом символы юношеской энергии, новизны и будущего были драматически противопоставлены символам старого, известного и отошедшего в прошлое; необузданное и неуправляемое было противопоставлено упорядоченной домашней жизни. Чтобы полностью описать то, что совершил Бигги этим своим действием, потребовалось бы написать длинный очерк. Между тем, для простых людей то, что он имел в виду, в полной мере проявилось в одном драматичном эпизоде. Афиши дерзко возвещали, причем самым беззастенчивым образом, что прошлое мешает прогрессу новой техники — заправочным станциям, эпохе автомобиля и настоятельным требованиям будущего. В реакции окружающих недостатка не было. Рекламный агент, работавший с цирком, прислал Бигги благодарственное письмо, в котором говорилось: «Афиши на вашем доме позволили нашему представлению обрести широкую известность». Еще сильнее высказался один мальчишка, пришедший на цирковое представление: «Эти старые брюзги, там наверху, все время стараются все застопорить. Они не хотят, чтобы кому-нибудь было весело». Призыв Бигги последовать тому, что он преподносил как требования технического прогресса, которым мешает мертвящая хватка благопристойных обычаев, оказался тесно переплетен в чувствах людей с весельем, радостным возбуждением и присущим едва ли не каждому желанием приятно провести время.
Надгробия, сооруженные из обломков окружавшей террасу каменной ограды, могильные холмики, насыпанные из земли, взятой с газона, и сотворенное в саду подобие древнего кладбища превратили священные символы в профанные и комичные объекты. Вся история западного церемониала — история праздников, когда священные символы профанируются, становятся поводом для смеха и развлечения толпы. Но нередко она также свидетельствует об упорных усилиях властей приглушить или полностью исключить подобные бесчинства. Попытки загнать такие шумные празднества в узкие, респектабельные границы установленного времени и места никогда не увенчивались полным успехом.
Могила и ее каменное надгробие, помечающие завершение жизни и место упокоения хладных останков некогда живого тела, являются видимыми и устойчивыми знаками сакральной церемонии, похорон, или rite de passage [19] , символически переводящего тело из мира живых в мир мертвых и помогающего по-новому установить связи здравствующих членов группы друг с другом и с памятью об умершем. Имя на могильном камне — не просто знак уважения к умершему. Рассматриваемое в контексте сакрального церемониала, похорон и освященной земли кладбища, имя отошедшего в мир иной становится высшим символом, который помогает связать секулярных живых со священными мертвыми. Это знак того, что умершие навечно связаны с божеством и с сакральным миром. Соответственно, могильные памятники и кладбище относятся к тем немногим наиболее драматичным и могущественным символам, которые отсылают к идеализированным сторонам нашего прошлого и подтверждают наше уважение к собственным традициям.
19
Rites de passage — обряды перехода (фр.) — класс ритуалов, связанных с кризисными моментами жизненного цикла. Термин введен французским антропологом А. ван Геннепом.
Могила и могильный памятник имеют особую значимость в статусном обществе. Поскольку обоснование своих претензий на превосходство и нахождение на вершине классовой системы своей принадлежностью к высшему высшему классу во многом зависит от родословной, то место погребения нередко служит конечным доказательством и источником социальной власти. Имена длинной вереницы предков, составляющие высокородную родословную, «навечно» нанесены на могильные памятники, находящиеся под опекой кладбища, и являются для ныне живущих их потомков зримым и убедительным доказательством их старинной фамилии, потомственной принадлежности к аристократии и высокого положения в сообществе. Как писала городская газета «Геральд», кладбище Бигги обладало «удивительным сходством с древним погребением». Акцент на исключительной древности кладбища напрямую связал затеянный им спектакль со старинными семьями и ослабил его связь с современными и новыми кладбищами. Таким образом, особняк с садом, кладбище с могилами — два важных символа принадлежности к высшему классу — были объединены в одну композицию, отданную на вульгарную потеху толпе. Они стали своего рода символической пантомимой или фарсом. Напомним, что этот эпизод непосредственно последовал за развешиванием цирковых афиш. Он стал удачным и удовлетворительным ответом на вопрос, занимавший большинство горожан: что там такого еще придумает Бигги, чтобы поиздеваться над своими врагами с Хилл-стрит?
Кроме того — и с другой стороны, — могила представляет собой неопровержимый символ равенства людей. Как вместилище, хранящее в себе останки тех, кто когда-то жил, она служит напоминанием о том, что все люди неотвратимо умирают и расстаются со своими земными притязаниями на престиж и власть. Заупокойные службы и речи по случаю Дня памяти павших красноречиво напоминают о том факте, что «шесть футов земли делают всех людей равными». Христианская доктрина провозглашает, что все души равны перед Богом; в абсолютном свете сверхъестественных ценностей и представлений, кладбище и его могилы эгалитарны и демократичны, в то время как в мирском понимании живых они помогают установлению притязаний на ранг и статус. На кладбище, сооруженном Бигги, могильные памятники вместо того, чтобы быть подтверждениями высокого статуса, были знаками, которые на потеху вульгарной толпе сделали подобные притязания объектом насмешек.
Следующие вереницы символов, выставляемых как на театральном заднике на стенах этого эмоционально заряженного здания и приуроченных во времени к ожиданиям, пробужденным предыдущими сценами, продемонстрировали, что Бигги, подобно талантливому писателю или постановщику комедии, был способен сделать каждый акт таким, чтобы он перещеголял предыдущий.
Выставка старомодных ночных горшков, развешанных под окнами и карнизами особняка, и сопровождавшая их вывеска «Дух Янки-Сити» вызвали новый прилив уже нараставшего возбуждения, которое он спровоцировал, и довели до предела использование эмоционально могущественных символов, еще более глубоко воздействовавших на психику, нередко выходя за рамки общественно допустимого. Если воздействие эпизода с могильными памятниками проистекало главным образом из его нападения на высший класс посредством перенесения почитаемых объектов из уважаемого контекста в комический, то огромное воздействие следующего инцидента имело источником низведение дома, принадлежавшего высшему классу и символизировавшего его превосходство, на низкие, нечистые уровни. Ночные горшки явно намекали на выделительные процессы и возбуждали аналогичные чувства. Издевательство над домом и миром высшего класса, который он олицетворял, сопровождалось множеством грязных экскреторных шуток, в которых люди с их претензиями на нравственную и общественную респектабельность выставлялись в дурацком и нелепом виде. Вся сила десятков тысяч непристойных анекдотов анального характера, рассказанных и пересказанных за многие тысячелетия существования человеческой культуры, была высвобождена из-под спуда и направлена Бигги против его врагов. Таким образом, он сделал орудием своего нападения свойственное человеку ощущение собственного животного несовершенства и те чувства презрения и отвращения, которые каждый усваивает еще в раннем детстве, когда его приучают к чистоплотности.