Живые и мёртвые
Шрифт:
Нелогическая структура времени — коллективный продукт видового опыта
В точных временных формах календаря социальные и индивидуальные жизненные ритмы Янки-Сити то угасают, то бьют струей, то расширяются, то сжимаются; новые или старые переживания вновь и вновь повторяют себя по мере того, как деятельность сообщества протекает нескончаемым потоком сквозь свои пронумерованные дни, циклы недель, месяцев и лет. Глядя на символы календаря, жители Янки-Сити сталкиваются со знаками реальности; сквозь их упорядоченные разграничения протекает вечность, а конечное земное существование фиксируется и приобретает значимость. Их слова и числа — видимые знаки некой системы понятий и ценностей, некоего морального и ментального порядка социального контроля, который организует и наделяет значением большую часть жизни Янки-Сити и современного общества. Его значения выходят за пределы разума и точных логических референций, тянутся сквозь неуловимые и неловкие догадки науки и теологии и, в конечном итоге, достигают рубежей бесформенной бессмысленной пустоты, которая есть ничто. «Науке неизбежно приходится иметь дело со временем, но в выборе способа формулирования временных отношений она, в конечном счете, тяготеет скорее не к логическим, а к эстетическим или образным основаниям» [68].
Без календаря современная жизнь Янки-Сити, какова она есть сейчас, была бы невозможна. Ведь именно благодаря ему наделяются формой и значимостью события сегодняшнего и вчерашнего дня. Страхи людей, связанные с днем завтрашним, становятся не столь нестерпимыми, а их желания и надежды на будущее — более достойными веры, ибо их эмоции относительно того, что могло бы случиться, подчиняются контролю и значению представленной в календаре точной и неизменной последовательности хорошо знакомых и надежно связанных слов и чисел.
Объективное время навязывается каждому индивиду его культурой, однако его значениям никогда не дается ничего большего, нежели право оставаться на пороге внутренней жизни каждого человека. Объективное время должно признавать нерациональные уровни личности и коллективного мышления и подстраиваться под них, т.е. приспосабливаться ко времени «я» и к субъективному социальному времени. В глубине каждого из нас, под тем, что принято называть «реальностями» логики и культуры, лежит та «темная, недоступная часть нашей личности», которую Фрейд назвал «оно», где «нет ничего, что соответствовало бы представлению о времени, никакого признания течения во времени и... нет никакого изменения психического процесса с течением времени» [254] .
254
Freud [51а], р. 103-104. Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1989. С. 345-346.
Календарь (как и часы) делит временную длительность на управляемую серию взаимосвязанных репрезентативных отсеков и тем самым трансформирует его смутную бессмысленную протяженность в такое время, которое люди могут постичь и понять. «Календарь, — говорит Дюркгейм, — выражает ритм коллективной деятельности, и в то же время его функция состоит в том, чтобы обеспечить ее упорядоченный характер... Попытайтесь, например, представить себе, — восклицает он, — чем было бы понятие времени без тех способов, которыми мы делим, измеряем, выражаем с помощью объективных знаков, времени, которое бы не было чередой лет, месяцев, недель, дней, часов!» Далее он говорит: «Время — это абстрактная и безличная рамка, которая охватывает не только наше индивидуальное существование, но существование человечества. Это как бы бесконечная доска, на которой перед умственным взором выставлено все время...» [255] . Время, таким образом, воспринимается как годовой цикл, который аккуратно начинает, заключает в себя и завершает некоторую единицу длительности. Каждый годовой цикл связан двумя своими концами с примыкающими к нему годовыми циклами, так что вместе они образуют цепь, которая воспринимается как линейно простирающаяся из настоящего назад в прошлое и вперед в будущее. Та точка, в которой заканчивается одно звено и начинается новое, часто помечается праздником, и тем самым ритуализируется отделение прошлого от будущего.
255
Durkheim [42а], р. 9, 10. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни // Социология религии: классические подходы. Хрестоматия. М., 1994. С. 21-22.
Представление о годовом движении Земли вокруг Солнца, используемое западным человеком (равно как и другими) для придания точной формы и человеческой значимости унылой, непреложной и лишенной смысла временной протяженности, обеспечивает людей фиксированными точками, дающими точные и надежные места, где можно было бы расположить метки, говорящие о том, что какой-то кусок бессмысленной протяженности завершился и наступил другой. Эти разметки повторяющихся движений дают Янки-Сити и западному человеку ощущение надежности, твердой почвы под ногами, благодаря чему они знают, чувствуют и могут быть уверенными относительно того, что, скорее всего, произойдет. Заключенные в рамки этой системы, коллективные воспоминания о вчерашнем становятся надежной и достойной доверия картой для знания того, что случится завтра, снимая тем самым тревогу по поводу неопределенности будущего. Если факты реальности упрямы и никак не поддаются техническим усилиям, направленным на осуществление всех человеческих желаний, то с ними необходимо обойтись как-то иначе, дабы человек мог сохраниться как вид и была обеспечена возможность выражения его нормальным аффективным и физическим чувствам. Если уж человек не может взять под контроль свою судьбу, переделать суровую реальность так, чтобы она была приспособлена к его тварным потребностям, и сокрушить те непреложности, которыми питаются его страхи, то у него остается, по крайней мере, возможность подвести внешние реалии под строго рациональные конвенциональные символические формы, которые он сам создает и контролирует. Многие могут пойти дальше и подчинить рациональные свойства объективного времени эвокативным требованиям сакрального года.
Нерациональный ритуальный год, систематическим образом связанный с математически рациональным, объективным временем солнечного и лунного годов, инкорпорирует все уровни человеческого опыта и душевной жизни в единое символическое целое. Как знаковая система, внешне приспособленная к временному циклу, основанному на движении Земли и планетной системы, он дает «зримую форму» тому, что считается реальностью. Он воплощает в себе все формы упорядочения человеком времени и связывает их со всеми уровнями его душевной жизни. Сакральное время связывает в одну систему рациональные и верифицируемые референции объективного времени — содержащиеся в календаре, часах и умозрительной конструкции — с чувствами, настроениями и значимостями эмоциональных и нерациональных упорядочений социального времени, а также его упорядочений на видовом уровне. Посредством реификации оно реконструирует их и переводит в божественный и сакральный порядок. Символы жизни Христа становятся синкретически взаимосвязанными с физическими изменениями Земли, с космосом и видом, а также с нерациональным миром коллектива. Факты видовой жизни, Земля и космос преобразуются в знаки, обладающие значимым сакральным смыслом. Их значения соотносятся со сверхъестественным; оно впитывает в себя их многочисленные значения и разбивает их на блоки, в ядре которых содержатся те или иные общие элементы. Этими общими элементами являются образцы чувствования, удовольствия и радости, страдания и скорби, любви и ненависти, безопасности и тревоги, добра и зла. Ядра значимости и выстраивающиеся вокруг них системы чувствования распространяются на несколько миров реальности: нерациональный мир людей и рациональный мир референциальных объектов.
Литургическое время — всего лишь еще одно выражение свойственного людям чувства времени. В нашей культуре, как мы ранее уже говорили, есть объективные референции, которые можно удостоверить. Это референции к физическим, социальным и личностным феноменам. Нерациональные экспрессивные и эвокативные знаки и значения времени также имеют свои физические, социальные и личностные объекты референции. Существует время, ощущаемое и вызывающее реакцию на видовом уровне, которое синкретически связывается с объектами физической, социальной и личностной сред. Видовой уровень, будучи ограничен природой вида как такового, определяет, что может быть пережито в опыте и что из этого может или не может быть принято. Реакции на холод и жару, на противоположный пол, на то, что считается пищей, на то, что считается светом и тьмой, на голод и жажду детерминированы именно таким образом, а их ритмы накладывают свой отпечаток на представления о времени и тем самым вносят свою лепту в их нерациональное упорядочение в человеческом «я» и ментальных продуктах коллективной жизни.
Природу этих нерациональных блоков, присутствующих в знаковой системе литургии, необходимо проанализировать глубже и перевести в объективные и рациональные термины. Однако, делая это, мы должны постоянно помнить о том, что смысл и истина такого рода ментальных систем при переводе их в чуждый им универсум рациональной жизни претерпевают искажение. Система нерационального мышления собирает весь мир человека в единое несомненное целое, в котором вид может жить полнокровной жизнью, рациональные же миры как конструктов, так и объектов могут быть поставлены на службу сакральной системе мышления. Тем, кто способен верить и осуществляет на практике свои представления и ритуалы, литургический год превосходно помогает в выполнении этой функции. Наш анализ некоторых его компонентов мы начнем с рассмотрения авторитетных суждений, высказанных теологами.
«Существуют ритмические отливы и приливы, пронизывающие весь литургический год, как и вообще все в этом мире [пишет Михель в книге «Литургия Церкви»]. Небесный мир имеет свои чередующиеся циклы и периоды; солнечная система дает нам наши четыре времени года, а земля — регулярное чередование ночей и дней, ритмам которого подражают различные формы жизни, существующие на этой земле. В самой жизни как таковой существовали огромные циклы видов, которые возникали в геологическом времени и вновь исчезали; у индивида есть периоды молодости, зрелости и старости; во многих формах жизни существуют сезонные изменения; есть ежедневные периоды бодрствования и сна...» [256]
256
Michel [94], р. 75-76.
Образ Христа отождествляется с солнцем. «Литургический год, — говорит Каброль, — это вращение года вокруг Христа». Его преосвященство Михель делает эту объективную референцию мифа еще более ясной:
«Самая ослепительная, самая прекрасная вещь в природе — это свет, и для нас это естественный свет солнца, который является также и источником жизненных сил для роста всего живого. Поэтому в литургии солнце есть символ Христа и его светоносной миссии, тогда как темнота представляет силы зла и греха. Христос явился на землю как человек посреди ночного мрака, как в прямом, так и в метафорическом смысле, и вокруг него как вокруг солнца вращается истинная жизнь».